— Точно так! — отвечал Митрофан и рассказал все, как было, скрыв, однако ж, что он улетел с Земли от долгов.
— Какая же была цель вашего воздушного странствия? — спросил градоначальник.
Митрофан не знал, что отвечать, взглянул на Усачева, который не выпускал из рук кипы бумаг, принадлежащих Цитатенфрессеру, — и вдруг благая мысль блеснула в его голове. «Меня здесь не поймут и не разгадают, — подумал Митрофан, — дайка, по примеру захожих к нам, в Россию, иностранцев, скажусь… ученым!..» Между тем как Митрофан раздумывал и не решался на ответ, градоначальник повторил вопрос.
— Я отправился странствовать с ученой целью, — отвечал Митрофан бодро.
— Так вы… из ученых?
— Так точно!..
— А по какой части? — спросил градоначальник.
Митрофан опять стал в тупик. Но русский человек хоть и
неучен, да смышлен и умеет подать товар лицом! Митрофан смекнул, что на Луне точно так же не знают Землю, как у нас не знают Луну, — и так, приосанясь, отвечал:
— По части землеведения, то есть всего, что принадлежит Земле
— Обширная наука! — примолвил градоначальник, покачав головою. — Это что-то вроде энциклопедии… А много ли наук входят в состав землеведения?
«Попался!» — подумал Митрофан. Но, призвав снова на помощь русскую смышленость, он с большею еще смелостью отвечал:
— Объяснить подробно я не могу, но вот образчики моих знаний! — и при этом он указал на кипу бумаг, принадлежащих Цитатенфрессеру.
— Хорошо, мы это исследуем, — сказал градоначальник, — а между тем, для собственной вашей безопасности и для соблюдения законных форм, вы должны пробыть, не то, чтоб под арестом… а так, под стражею, некоторое время, пока я получу предписание из столицы, от высшего начальства, как я должен поступить с вами. Впрочем, не опасайтесь ничего! Дурного с вами быть не может, потому что вы ничего дурного не сделали! Это только формы… а они всегда стеснительны несколько… Но кто же таков ваш товарищ, который не понимает общеупотребительного языка и двигает ваш багаж и оружие?
— Это старый воин, который хотя и не служит у меня, но услуживает за добро, которое я имел случай ему сделать… Весьма честный и храбрый человек.
— Давай лапу, старик! Я сам старый воин, — сказал градоначальник, обращаясь к Усачеву, который, протянув руку громко сказал:
— Здравия желаем, ваше благородие!
— Это ваш язык! — воскликнул градоначальник. — Звуки довольно приятны! Между тем вам, верно, нужен отдых Вот этот старшина приставлен мною к вам, чтоб ухаживать за вами и удовлетворять все ваши потребности. Оружие и все ваши вещи оставьте здесь!.. Что это за сосуды? — спросил градоначальник указывая на бутылки с вином.
— Это вино, напиток, извлекаемый из винограда.
— Хмельной?
— Да-с!
— Так и на Земле пьют хмельное!
— Да с большим удовольствием!
— По несчастью — и у нас тоже! — примолвил градоначальник. — А это что? — спросил он, указывая на кусок жареного
— Это жареное мясо…
— Как! Вы питаетесь мясом? — сказал с удивлением градоначальник.
— Мы едим все — и плоды, и растения, и рыбу, и даже черепокожных… но преимущественно любим мясо домашнего скота, зверей и птиц, — отвечал Митрофан.
Градоначальник сильно поморщился.
— Вы едите мясо! Бррр! Да ведь и вы сами созданы из костей и мяса!
— У нас есть дикие люди, которые питаются даже человеческим мясом! — сказал Митрофан.
— Ужасно! Далеко вы поотстали от нас, лунатиков, господа земляне! — примолвил градоначальник. — И я вижу, что за вами должно крепко присматривать! Пожалуй, чего доброго вы готовы скушать любимого сына кормилицы детей моих, коровы!.. До свидания! Извольте идти!
Митрофан поклонился, старшина-лунатик снова перекувырнулся кубарем перед своим начальником, а Усачев, который ничего не понимал, поставил ружье свое в угол, по приказанию Митрофана, сложил все вещи и, обратясь к градоначальнику сказал громко:
— Счастливо оставаться, ваше благородие! — и последовал за Митрофаном.
Старшина провел наших странников по галерее огромного здания, занимаемого градоначальником, и ввел в отделение, назначенное для их жилища. У дверей стояли два огромные лунатика с бердышами. Это были воины. Комнаты были прекрасно убраны. Кругом стояли покойные креслы в виде ящиков или гнезд, кушетки, столы, на стенах висели зеркала удивительной чистоты. В другой комнате был накрыт стол, и старшина вежливо просил странников подкрепить силы. Усачев никак не хотел сесть за один стол с барином, но Митрофан приказал ему, и он должен был повиноваться. Когда гости уселись, старшина захлопал в ладоши, и из буфета выбежало несколько собак с лошадиною головою (как сказано выше), держа в зубах корзинки с кушаньем. Старшина объяснил, что каждый собеседник обязан взять корзинку и поставить на стол, что и было сделано. Старшина шепнул что-то одной старой собаке, и она отвечала ему странным лаем, на разные тоны, похожим на связную речь. Земные странники удивлялись и боялись даже расспрашивать!
Старшина просил отведать кушанья. Различные блюда приготовлены были из муки, неизвестных плодов и растений. Некоторые кушанья показались Митрофану чрезвычайно вкусными, но Усачев тяжело вздыхал, не видя ни хлеба, ни мяса.
— Все это походит что-то на аптечное, ваше благородие! — сказал Усачев. — Душисто, сладко, пресно, а все несдобно! То ли дело, когда б миску шей со свининкой, ломть ржанухи да порядочную красоулю мадеры, что пьют гренадеры, сиречь сивушки всероссийской!
Митрофан не мог удержаться от смеха.
— Верно, вашему воину не нравится наше кушанье? — спросил старшина.
— Да, мы привыкли к мясу, к рыбе, а старик любит выпить чарочку…
— Мяса и рыбы здесь вы не достанете, — сказал старшина, — а чарочек сколько угодно. — Он сказал что-то старой собаке, и все собаки понеслись в галоп из комнаты и чрез несколько минут возвратились, неся в зубах корзинки, в которых были металлические сосуды. Старшина спросил: — Чего хочет воин, крепкого или приятного?
— Лучше что покрепче!
Старшина налил стакан какой-то жидкости, поднес Усачеву, который, прихлебнув, выпил душком, крякнул и, поставив стакан, весело сказал:
— Покорно благодарим, ваше благородие! Славная водка., не то немецкий шнапс, не то французская лагуте, которую мы пивали в Париже, — а хороша, больно жжется!
— Так и у вас есть водка? — сказал Митрофан.
— Можно ли чтоб умное животное не извлекло спирта из всего, что только дает спирт! — возразил старшина. — Ведь это первый признак просвещения!
