– Что это за племя? – спрашиваю я.
– Племя наших убийц! Наши соседи. Мы вначале назвали его так по имени женщины. Она про себя сказала – Ра. Решили – это её имя. И по её имени назвали племя. Потом выяснилось – это и есть название племени. «Ра» на их языке – человек. А у женщины было совсем другое имя. Но её с тех пор зовут Ра.
– Что за женщина? – удивляется Грицько. – Где она? Мы почему-то ничего не слыхали о ней!
– «Почему-то»… – повторяет Вано, усмехается, перекосив тонкие чёрные усики, и покачивает головой. – Вы здесь пять дней и уже хотите знать всё, чем мы жили двенадцать лет. Неужели думаешь, у нас была такая бедная жизнь, что за пять дней всё можно узнать?
– Не обижайся, Вано! – вмешиваюсь я. – Это ведь старая истина… Каждому новичку вначале кажется, что история начинается с него.
– Хорошо, если только вначале… – Вано примирительно улыбается и проводит пальцами по усикам. – Так вот о Ра. Она у нас скоро пять лет. Попала к нам больной – сломала ногу. Они тогда напали на ферму, эти ра. Ночью. Я не был там, но слыхал от тех, кто был. Электромагнитную защиту тогда только ставили. Жили раньше без неё – некому было нападать. Потом приплыли ра, и пришлось вытаскивать защиту из кораблей… В ту ночь ребята на ферме распугали этих храбрецов ракетами. Теперь ра уже не боятся ракет. А тогда боялись. Улепётывали в ужасе. А Ра была с мужчинами. В этом племени девушки охотятся, пока нет детей. Убегала, как все, свалилась в фундамент, голень – пополам. Свои, конечно, её бросили. Они вообще бросают раненых. А наши – нашли. Решили лечить по старинке – гипсом, медленно, чтоб не убежала. Такую ногу ей накрутили – далеко не уйдёшь. Хотели приручить. А потом, уже через полгода, Ра сказала: ей всё равно нельзя назад, в племя. Убили бы. За то, что жила у врагов. Наши лингвисты выжали из неё весь язык ра. Теперь агитируют их по радио. Но тут осечка. Говорили от нашего имени. Никаких результатов. Теперь хотят говорить от имени их главного бога. Может, своего бога послушаются?
– А где теперь эта женщина? – спрашиваю я.
– На ферме. Ты её скоро увидишь. Там был один вдовец. Арстан Алиев. У него жена умерла от ренцелита. Местная болезнь. Давно умерла, ещё когда не было вакцины. Вот он женился на Ра. Учит её, воспитывает. Она понятливая. Раз покажешь – сделает. Но читать не любит.
– И дети есть?
– Двое. Мальчишки. Что любопытно – похожи на отца. Глаза узкие. А видят, как мать – за горячее не возьмутся. Ра видят инфракрасное излучение. Что горячее, что холодное – им щупать не надо. Эти дикари неплохо устроены. У них нет аппендикса. И это наследуется – у сыновей Арстана тоже нет аппендикса. Не знаем только, как у мальчишек с зубами. Через много лет узнаем.
– А что у них может быть с зубами? – удивляется Грицько.
– Дикарям не нужен зубной врач. Больной зуб у них сам выпадает, и за полгода вырастает новый. Вообще, природа позаботилась о них лучше, чем о нас. Но им не повезло. Ра сама расскажет. Она любит рассказывать легенду своего племени. Видит, что мы всегда сочувствуем.
– Интересная легенда?
– Потерпи – услышишь. Не спеши за пять дней узнать всё. Судя по легенде, нам тут ещё достанется.
Мы ужинаем на ферме. Только что прилетели – и завтра с утра за дело.
Позади три напряжённых дня на железорудном карьере, где мы работали от зари до зари, почти без отдыха. Даже не успели всласть поговорить с шестью ребятами, которые скучают на карьере. Впрочем, им недолго скучать – через неделю их сменят. И целый месяц они будут жить в Городе. А потом снова вернутся на карьер. Ничего не поделаешь – специалисты.
На карьере люди живут спокойно. В них не стреляют. В окрестностях карьера не видели ни одного охотника-pa. Должно быть, их пугает непрерывный грохот машин. Правда, грохот не донимает работников – на диспетчерском пункте и в доме тихо. Стены и окна – звуконепроницаемы. А у киберов от шума нервы не расшалятся.
Ребята на железорудном даже хотели снять электромагнитную защиту, чтобы сберечь энергию. Но им не разрешили.
Зато здесь, на ферме, думают об усилении электромагнитной защиты, потому что обезьяны чуть не каждый день тащат кур, уток и гусей, и в окрестностях дикие охотники нападают на пасущиеся стада, бьют животных без разбора, даже дойных коров.
Вначале дикарям позволяли уносить убитых животных. Однако ра убивали намного больше, чем могли унести. Тогда от них стали защищаться переносными электромагнитными линиями. Но линий не хватает на всю огромную территорию пастбищ. Охрана стад – проблема. Здесь с нетерпением ждут, когда из бездонных трюмов нашего корабля будут извлечены новенькие линии электромагнитной защиты.
Многое на этой ферме построено по старинке – из толстых, почерневших уже брёвен. Видно, начинали в первые месяцы, когда не было на Рите ни железобетона, ни пластобетона. Тогда вот, судя по всему, здорово пригодилось ребятам то, чему учили нас в «Малахите».
Рядом с деревянными зданиями стоят и новые светлые корпуса из пластобетона, и новый жилой дом, сложенный дугой из тех же «кубиков»-комнат, что и Город.
Арстан и Ра живут в просторном деревянном доме. Арстан сам строил его и не захотел уходить в стандартные комнаты.
В этом деревянном доме мы сейчас и ужинаем. И на столе жареный гусь с яблоками, и дымящиеся коричневые горшочки с гуляшом, и горка яиц, и янтарно переливающаяся ваза с мёдом, и большая тарелка аппетитно нарезанного толстыми кусками сала, и голубоватый стеклянный кувшин с густыми сливками.
Впервые в жизни я сижу за таким по-сельски обильным, совершенно нестандартным столом. На праздниках у нас дома, на Земле, и в школе, и в «Малахите» еды всегда было мало, еда была скорее символической – лёгкая закуска, что-нибудь новенькое, что-нибудь редкое. А здесь обильный, как в старину, стол, и неторопливая, не по-земному медлительная беседа.
Арстан сидит напротив меня – широкий, костистый, сухощавый, с острыми смуглыми скулами, глубокими залысинами и непроницаемыми тёмными глазами.
Арстан немногословен – почти как Джим Смит из нашей бригады, неулыбчив и вроде даже не любопытен – совсем не расспрашивает о Земле. Первый здесь, на Рите, не расспрашивает о Земле.
Он главный зоотехник. У него четверо помощников, десятки всяких киберов – подвижных и вмонтированных в стены и перегородки ферм. Киберы обслуживают и пасут скот, кормят птицу, собирают яйца, доят коров, убирают помещения.
Киберами нам и предстоит заниматься – ремонтом и монтажом новых.
– Сколько зоотехников прилетело? – спрашивает Арстан.
– Шесть, – отвечает Грицько.
– Когда же они будут на ферме? Тут полно работы!
– Когда хоть частично разгрузят корабль. У них большое хозяйство. А жильё для них есть?
– Три квартиры пустуют. – Арстан кивает на тёмное окно, за которым светится огнями дуга жилого дома.
– Мало, – говорит Грицько. – Ведь прилетят ещё и полеводы.
– В городе подсчитают, – невозмутимо произносит Арстан – и привезут ещё «кубики». Нас не обижают. Но если понадобится, у меня поживут. Потеснимся.
В доме Арстана – четыре большие комнаты. Когда-то здесь жили все первые обитатели фермы.
Ра всё время встаёт из-за стола, уходит на кухню, что-то уносит, что-то приносит. И я не понимаю: то ли в этом доме не признают домашнего робота, то ли сегодня, по случаю приезда гостей, его выключили, как выключала мама нашего Топика, когда собирались у нас её или папины друзья.
Ра невысока, широкоплеча и как-то «прямоугольна». Нет плавности в линиях её фигуры. У Ра короткие толстые, видимо, сильные ноги и длинные руки с крупными кистями, и смуглая кожа с зеленоватым отливом. Быстрые насторожённые небольшие глаза словно ощупывают по нескольку раз каждого из прибывших, как бы желая удостовериться, что он не принесёт зла. Конечно, не сравнить Ра с изящными гибкими и стройными земными женщинами. Что уж говорить – я не влюбился бы в Ра с первого взгляда. Но в диких лесах Риты, видно, и не требуется земное изящество.
Ра ещё более немногословна, чем Арстан. Они обмениваются изредка короткими словами, а чаще – взглядами и, видимо, отлично понимают друг друга. С нами Ра почти не разговаривает. Только неслышно приносит блюда – одно, другое, третье…
Я пытаюсь представить себе, как рассказывает Ра легенду своего племени – наверно, немаленькую легенду! И не могу представить. Слишком немногословная женщина ходит вокруг стола.
Вдруг она резко, испуганно поворачивается к окну, хотя оттуда не донеслось ни одного звука. Мы поворачиваем головы вслед за ней и видим прижавшуюся с улицы к стеклу длинную волосатую морду с маленькими злыми бегающими глазками, с расплющенными о стекло розовыми ноздрями.
Обезьяна глядит на нас с улицы насторожённо, но без страха. Видно, понимает, что стекло разделяет нас. Видно, не впервые глядит на людей через стекло. Опытная обезьяна!
Я вздрагиваю от выстрела, который раздаётся у самого моего уха. Оглядываюсь. Вано опускает пистолет. Снова смотрю в окно. В нём маленькая круглая дырочка с разбегающимися лучами – от пули. И уже нет обезьяньей морды. С улицы доносится медленно затихающий стон – жалобный, почти человеческий.
