Денвер периода федерального бума мне нравился. Но мне так не терпелось вернуться в свое время!
И все из-за мелочей. Вскоре после того, как я поступил на работу в «Золушку», я мог себе позволить залечить все зубы. Я уже думал, что мне никогда больше не придется идти к дентопластологу. Но тут, в семидесятом, у меня не было антикариесных таблеток, и вскоре в одном из зубов образовалось дупло. Зуб болел, а то бы я не обратил на это внимания. Пришлось идти к дантисту. Вот провалиться мне: я просто забыл, что он увидит у меня во рту. Он заморгал, завертел зеркальцем и воскликнул:
— О господи! Кто вас лечил?!
— Хо хы хохохихе?
Он убрал свои лапы у меня изо рта.
— Кто занимался вашими зубами?
— А? Ну, это в экспериментальном порядке, это… в Индии.
— Но как они это делают?!
— А я откуда знаю?
— Хм-м… подождите минутку. Я сделаю снимок. — Он стал снимать чехол с трубки рентгеновского аппарата.
— Э-э, нет, — запротестовал я. — Обработайте-ка мне лучше полость в зубе, законопатьте его чем-нибудь, и я пошел.
— Но…
— Извините, доктор, но я страшно тороплюсь.
Он выполнил мою просьбу, то и дело отрываясь от работы, чтобы снова и снова взглянуть на мои зубы. Я заплатил наличными, а не чеком, так что имя мое так и осталось ему неизвестно. Наверное, можно было разрешить ему сделать снимок, но осторожность уже вошла у меня в привычку. Никакого вреда бы не было, сделай он тот снимок. И пользы тоже: на снимке все равно не было бы видно, как была проведена регенерация моих зубов. А рассказать ему я не мог, потому что ничего в этом не понимаю.
В собственном прошлом удивительно легко что-нибудь сделать. Пока я корпел по шестнадцать часов в день над «Дэном» и «Питом», я попутно сделал и еще одно важное дело. Анонимно, через юридическую фирму Джона, я заказал одному крупному детективному агентству провести проверку прошлого Беллы. Я дал им ее адрес, марку и номерной знак автомашины (на рулевом колесе хорошо сохраняются отпечатки пальцев) и высказал предположение, что она, вероятно, была уже замужем в разных местах и, возможно, за ней что-то числится у полиции. Настоящую проверку, вроде тех, про которые вы читали в книгах, я себе позволить не мог: приходилось беречь деньги.
Десять дней от них не было ни слуху ни духу, и я уже решил, что плакали мои денежки. Но еще через несколько дней Джону в контору принесли толстый пакет.
Оказалось, что Белла — девушка деловая. Она родилась на шесть лет раньше, чем сказала нам, к тому же успела пару раз выйти замуж еще до того, как ей стукнуло восемнадцать. Одно из этих замужеств, впрочем, было не в счет: у того типа уже была жена. Если она и развелась со вторым, то агентству это установить не удалось.
С тех пор она сходила замуж еще четырежды, хотя один из этих браков был сомнительным: скорее всего, она просто выдала себя за вдову погибшего на войне солдата (который был мертв и поэтому возразить не мог), чтобы получить соответствующие льготы. Еще один брак был расторгнут (она была ответчицей). Один из ее мужей умер. За остальными она, похоже, все еще числилась замужем.
В полиции на нее тоже имелось много интересного, но за уголовное преступление ее, как выяснилось, судили только однажды — в Небраске, и то срок не дали — выпустили под залог. Установить это удалось только по отпечаткам пальцев: она сбежала, сменила имя и завела новый номер в картотеке социального страхования. Агентство спрашивало, следует ли им сообщить обо всем этом полиции штата Небраска.
Я ответил, чтобы не беспокоились: она числилась в розыске уже девять лет, а обвинялась-то всего-навсего в том, что работала наводчицей у вымогателя. Интересно, подумал я: а что бы я ответил, будь это торговля наркотиками? Съездив в будущее, труднее принимать решения.
Я выбился из графика в работе над чертежами, и октябрь наступил быстрее, чем я рассчитывал. Описания я только набросал — они были тесно увязаны с чертежами, — а к формулам еще и не подступал. Хуже того: я еще не начал организовывать дело в целом, чтобы оно стало на ноги. Этого нельзя было сделать до тех пор, пока я не смогу продемонстрировать готовые действующие модели. На деловые контакты времени тоже не хватало. Я уже начал подумывать, что, наверное, зря не предложил доктору Твитчелу поставить регуляторы на тридцать два года вместо тридцати одного и жалких трех недель. Я недооценил необходимое мне время и переоценил свои силы.
Я не показывал свои игрушки Саттонам не потому, что хотел скрыть от них свою работу. Просто я не хотел бесконечных разговоров и бесполезных советов посреди незаконченной работы.
В последнюю субботу сентября мы договорились вместе поехать в клуб. Накануне, чувствуя, что не успеваю, я работал допоздна. Утром меня разбудил мучительный грохот будильника. Времени было в обрез, как раз чтобы побриться и собраться к тому времени, как они за мною заедут. Я нашарил кнопку будильника и нажал. Звон прекратился. Слава Богу, подумал я, что в 2001-м от таких дьявольских исчадий избавились. С трудом встав, я пошел в аптеку за угол — позвонить друзьям и предупредить, что я не могу поехать с ними: работать надо.
Ответила Дженни:
— Дэнни, нельзя так вкалывать. Вот увидишь — после уик-енда на природе тебе станет лучше.
— Извини, Дженни, я не еду. Ничего не поделаешь, надо. Извини.
Джон снял трубку параллельного телефона и спросил:
— Что за чушь?
— Джон, мне надо поработать. Просто никак не могу поехать. Привет ребятам.
Я вернулся домой, спалил пару тостов, подверг яичницу вулканизации и опять засел за «Чертежника Дэна».
Через час они забарабанили мне в дверь.
Ни один из нас в те выходные в клуб не попал. Вместо этого я устроил им демонстрацию своих произведений. «Чертежник Дэн» не произвел на Дженни большого впечатления (это не женская машина, если, конечно, женщина не инженер), но от «Пита» у нее были круглые глаза. Она ухаживала за домом с помощью «Золушки» второй модели и сразу увидела, насколько больше умеет моя машина.
Джон, напротив, сразу оценил значение «Дэна». А когда я показал ему, как я ставлю свою подпись, нажимая на клавиши, и подпись была явно моя (хотя, честно говоря, я тренировался), то он был просто в восторге.
— Дружище, ты же оставишь без работы тысячи чертежников!
— Не оставлю. Талантливых инженеров в этой стране все меньше с каждым годом. Моя машина просто поможет как-то заполнить эту брешь. Через одно поколение такие машины будут в каждой конструкторской или архитектурной конторе. По всей стране. И без этих машин люди будут как без рук. Как сегодня механик без электродрели.
— Ты говоришь так, словно знаешь наверняка.
— Я знаю наверняка.
Он взглянул на «Пита» — я отправил его убирать на моем верстаке, — перевел взгляд на «Дэна».
— Дэнни… иногда я думаю, что ты, наверное, сказал мне правду в тот день, когда мы встретились.
Я пожал плечами.
— Можешь назвать это даром предвидения… но я действительно знаю это. Я уверен. И разве это имеет значение?
— Пожалуй, что нет. А что ты собираешься дальше делать с ними?
Я нахмурился.
— Вот в том-то и дело, Джон. Я хороший инженер; да и механик, когда приходится, неплохой. Но вот бизнесмен я никакой — уже проверено. Тебе патентным законодательством баловаться не доводилось?
— Я же тебе уже говорил. Это работа для специалиста.
— А ты знаешь такого? Чтобы честный, но хитрый, как черт? Я теперь подошел к рубежу, когда мне нужен как раз такой. А еще мне надо учредить корпорацию, чтобы возиться со всем этим. И продумать вопросы финансирования. Но времени осталось немного: время меня просто поджимает.
— Почему?
— Пора возвращаться туда, откуда прибыл.
Довольно долго он сидел, не проронив ни слова. Наконец спросил:
— Сколько у тебя есть времени?
— Ну, около девяти недель. Точнее, девять недель, начиная с ближайшего четверга.
Он посмотрел на мои машины, потом на меня.
— Тебе придется пересмотреть свой график. Работы у тебя, по-моему, еще на девять месяцев. Да и то ты еще не сумеешь начать производство. Если повезет, ты только будешь готов его начинать.
— Не могу, Джон.
— Прямо уж, не можешь!
— Я имею в виду, что этот график уже нельзя переделать. Это теперь не в моей власти.
Я уронил голову на руки. Я смертельно устал: в сутки мне удавалось поспать часов пять, не больше. Я был так измотан, что уже был готов поверить в судьбу, в предзнаменование: бороться с судьбой можно, но победить — никогда.
Я поднял голову.
— Ты возьмешься за это дело?
— А? За какую его часть?
— За все. Я сделал все, что умел.
— Это крупный заказ, Дэнни… А ведь я могу обчистить тебя. Ты это понимаешь? Кстати, дело это может стать золотой жилой.
— Непременно окажется. Я знаю.
