Говард нервно хихикнул, представив себе серый мозг Флеминга, плавающий в емкости с прозрачной жидкостью. Выкинув из головы этот бред, он спросил:
– Машине? Какой машине?
– Космической станции. Думаю, это самая сложная машина из когда-либо созданных.
– Но для чего?
– Надеюсь вскоре выяснить, – сказал Флеминг. – Теперь я ее часть. Или, возможно, она часть меня. Так или иначе, но я ей необходим, потому что она недостаточно разумна. А я ее подпитываю.
– Ты? Но ведь машина не могла знать, что ты вдруг здесь объявишься.
– Я не имею в виду конкретно себя. Человек извне, ну тот, что на корабле, был, вероятно, истинным оператором. А теперь им стал я. Мы завершили план конструкторов.
Говард с усилием заставил себя успокоиться. Мысли путались, и теперь его интересовало лишь одно: как постараться убраться со станции и вернуться на корабль. А уж после он посотрудничает и с Флемингом. Но новый, непредсказуемый Флеминг… Говорил-то он вполне по-человечески… но вот остался ли человеком?
– Флеминг, – решил попробовать Говард.
– Да, старик?
Это обнадеживало.
– А ты сможешь вывести меня отсюда?
– Думаю, да, – сказал голос Флеминга. – Постараюсь.
– Я вернусь сюда с нейрохирургами, – заверил его Говард. – Тебя приведут в порядок.
– Не беспокойся за меня, – ответил Флеминг. – Я и сейчас в порядке.
Говард потерял счет времени. Один узкий коридор переходил в другой и растворялся в следующем коридоре. У Говарда от усталости подгибались ноги. Правда, пока он шел, он ел. В рюкзаке он запас себе бутербродов и теперь машинально жевал их для поддержания сил.
– Флеминг, – наконец останавливаясь передохнуть, позвал он.
После долгой паузы он услышал едва узнаваемый звук, напоминающий скрежет металла о металл.
– Сколько еще ждать?
– Недолго, – произнес искаженный металлический голос. – Устал?
– Да.
– Сделаю что смогу.
Голос Флеминга пугал, но тишина пугала еще сильнее. Сколько Говард ни прислушивался, он слышал лишь гул двигателей, доносящийся из глубины станции.
– Флеминг?
– Да.
– Что все это значит? Это бомбометательная станция?
– Пока еще не понял истинного назначения машины. Я еще не до конца слился с ней в единое целое.
– Но у нее есть назначение?
– Да! – Металлический голос проскрипел так громко, что Говард вздрогнул. – Я владею прекраснейшим функциональным аппаратом соединений. В температурном режиме лишь я способен колебаться в пределах сотен градусов в микросекунду, не говоря уж о запасах химически смешивающихся веществ, источниках энергии и всем прочем. Я овладеваю своим назначением.
Ответ Говарду не понравился. Он прозвучал так, будто Флеминг идентифицировал себя с машиной, соединив свою личность с космической станцией. Говард с усилием спросил:
– Тебе разве неизвестна ее цель?
– Отсутствует жизненно важный компонент, – после паузы ответил Флеминг. – Необходима матрица. И кроме того, я еще не полностью овладел контролем.
К жизни начали пробуждаться дополнительные силовые установки, и стены с гудением завибрировали. Говард почувствовал, как под ним дребезжит пол. Казалось, станция пробуждается, напрягается, собирает воедино весь свой разум.
Говард чувствовал себя человеком, попавшим в брюхо морского чудища.
Говард ходил еще несколько часов, оставляя за собой яблочные огрызки, апельсиновую кожуру, кусочки жира, пустые упаковочные коробки и обрывки оберточного пергамента. Теперь он жевал не переставая, ощущая постоянный назойливый голод. Пока он ел, чувствовал себя в безопасности, ибо еда являлась принадлежностью родного космического корабля, Земли, в конце концов.
Внезапно стенная переборка отъехала в сторону. Говард отодвинулся.
– Входи, – сказал голос, который он попытался идентифицировать с голосом Флеминга.
– Зачем? Что это? – Говард посветил фонариком в открывшийся проем и увидел непрерывно движущуюся ленту пола, исчезающую во тьме.
– Ты устал, – произнес флемингоподобный голос. – Этот путь быстрее.
Говард хотел бежать, но было некуда. Придется довериться Флемингу и храбро встретить темноту по ту сторону луча от фонарика.
– Входи.
Говард покорно вошел и уселся на движущуюся ленту пола. Впереди была видна лишь тьма. Тогда он лег.
– Ты не знаешь, для чего нужна станция? – поинтересовался он у темноты.
– Уже скоро, – ответил голос. – Как бы не хотелось обмануть их ожиданий!
Говард не посмел спросить, чьих ожиданий не хотел обмануть Флеминг. Он закрыл глаза и позволил темноте поглотить себя.
Поездка длилась долго. Сжав в руке фонарик, Говард направил его вверх, и луч света отразился от полированного металлического потолка. Говард машинально жевал бисквит, не чувствуя вкуса и едва сознавая, что во рту. Ему казалось, что машина говорит, но на языке, который он не способен понять. Он слышал протестующий скрежет движущихся частей, трущихся друг о друга. Затем откуда-то прыснула струйка жидкой смазки, и умиротворенные детали притихли, движение стало мягче. Двигатели запищали и запротестовали, поколебались немного, чихнули и ровно загудели, с удовольствием возвращаясь к жизни. То и дело сквозь другие звуки прорывалось клацанье электронных цепей, перенастраивающихся и приводящих себя в порядок.
Но что все это означает? Лежащий на спине с закрытыми глазами, Говард не имел ни малейшего представления об этом. Единственным соприкосновением с реальностью был для него бисквит. Но как только тот будет прожеван и проглочен, останется лишь один кошмар.
Говард видел марширующие по планете скелеты, миллиарды безмолвных шеренг строем проходили через опустевшие города, почерневшие поля и уходили в космос. Они прошагали мимо мертвого пилота в маленьком корабле, и труп проводил их завистливым взглядом. Позвольте мне присоединиться к вам, умолял он, но скелеты с сожалением качали черепами – пилот не освободился от бремени плоти. А когда плоть отстанет, когда он освободится от этого бремени, упрашивал труп, но скелеты лишь качали черепами. Когда же? Когда машина будет готова, когда определит свое назначение. Тогда миллиарды скелетов получат освобождение, а труп избавится от своей плоти. Обезображенными губами труп умолял их взять его сейчас, но скелеты осознавали лишь его плоть, а плоть не могла оставить груды ящиков с продуктами на корабле. Печальные скелеты промаршировали мимо, а пилот остался ждать, пока не исчезнет его плоть.
– Да!
Говард мгновенно очнулся и осмотрелся. Ни скелетов, ни трупа. Вокруг лишь одни стальные стены машины. Он засунул руку в карман, но все съестное было уже съедено. Пальцы нащупали какие-то крошки, и Говард положил их на язык.
