Прежде чем приступить к делу, от тщательно проверил изоляцию стен, прислушиваясь к низкому гудению пульсометра, который он держал в руке. Малейшее изменение тона пульсометра указывало бы на нарушение защитной оболочки. Он направил его также на потолок, пол и – особенно тщательно – на дверь. Изоляция была в полном порядке.
Доктор Джерригел слегка улыбнулся. Он производил впечатление человека, который никогда не улыбается более, чем слегка. Одет он был с аккуратностью, которую не назовёшь иначе, как педантичной. Его седые волосы были зачёсаны назад, а румяное лицо, казалось, было только-то вымыто. Он сидел, чопорно выпрямив спину, будто ещё в детстве от постоянных материнских наставлений о том, как надо сидеть, его хребет навсегда принял это положение.
– Начало довольно устрашающее, мистер Бейли, – сказал он.
– Дело серьёзное, доктор. Мне нужны сведения о роботах, которые можете дать, пожалуй, только вы. Всё, о чём мы будем здесь говорить, является государственной тайной, поэтому власти надеются, что, покинув это помещение, вы забудете, о чём здесь шла речь.
Бейли взглянул на свои часы.
Лёгкая улыбка мгновенно слетела с лица эксперта по роботехнике.
– Позвольте объяснить, почему я опоздал. (Это, видимо, не давало ему покоя.) Я решил не лететь самолётом. Я подвержен воздушной болезни.
– Очень жаль. – Бейли последний раз взглянул на пульсометр и, убедившись, что точность установки его не изменилась и что он работает нормально, отложил прибор в сторону и сел.
– Точнее сказать, я начинаю нервничать. Лёгкий приступ агорафобии. Так, ничего особенного, но факт есть факт. Вот я и решил добираться экспрессами.
– Агорафобия? – с внезапным интересом переспросил Бейли.
– У меня это прозвучало серьёзней, чем следовало бы, – поспешно сказал эксперт. – Такое чувство вы испытываете в самолёте. Вам когда-нибудь приходилось летать, мистер Бейли?
– Несколько раз.
– Тогда вы меня поймёте. Это – ощущение, будто вокруг вас ничего нет, будто от пустоты, от воздуха вас отделяет тонкая полоска металла. Ужасно неприятно.
– Значит, вы ехали экспрессом?
– Да.
– Прямо из Вашингтона в Нью-Йорк?
– О, пустяки. С тех пор как открыли туннель Балтимора – Филадельфия, это не составляет труда.
Так оно и есть. Хоть Бейли и не доводилось пользоваться этим видом транспорта, он знал, что такая возможность существует. За последние два столетия Вашингтон, Балтимор, Филадельфия и Нью-Йорк разрослись настолько, что почти соприкасались друг с другом. Эта часть восточного побережья даже получила полуофициальное название Район Четырёх Городов. Находятся даже сторонники объединения их в один Сверхгород.
Бейли не нравилась эта идея. Один Нью-Йорк и то едва поддаётся централизованному управлению, а город с населением более пятидесяти миллионов человек просто рухнет под собственным весом.
– Беда в том, – продолжал доктор Джерригел, – что я опоздал на экспресс в Честере и из-за этого потерял столько времени. А потом вышла заминка с получением временного ордера на комнату. Вот почему я и задержался.
– Не беспокойтесь, доктор. Всё, что вы рассказали, весьма интересно. Раз уж вы так не любите самолёты, чтобы вы сказали относительно прогулки пушком за пределами города, доктор Джерригел?
– Это ещё зачем? – спросил тот с удивлением и опаской.
– О, я вовсе не предлагаю вам такую прогулку! Мне просто хотелось узнать, по душе ли вам такая идея.
– Она мне далеко не по душе.
– Допустим, что вам пришлось бы выйти из города и пройти пешком расстояние около мили?
– Не думаю… чтобы меня удалось уговорить.
– Ни под каким видом?
– Ну, если бы от этого зависела моя жизнь или жизнь моих близких… – У него был растерянный вид. – Но объясните же мне, в чём дело, мистер Бейли?
– Я объясню. Совершено серьёзное преступление, убийство, которое вызывает глубокое беспокойство. Я не волен посвящать вас в детали. Существует, однако, версия, по которой убийца, чтобы совершить преступление, должен был пересечь открытое пространство, притом ночью и без сообщников. Мне любопытно узнать, кто бы мог на это решиться.
– Ни один из тех, кого я знаю, – пожал доктор Джерригел плечами. – И, конечно, не я сам. Разумеется, среди миллионов людей можно найти несколько безумцев.
– То есть, по вашему мнению, маловероятно, чтобы человек мог решиться на это?
– Да, разумеется.
– Иными словами, если существует другая версия преступления, другая приемлемая версия, то её следует рассмотреть?
Доктор Джерригел выглядел ещё более растерянным, но сидел, по-прежнему строго выпрямившись и аккуратно сложив на коленях свои холёные руки.
– А вас есть такая версия? – поинтересовался он.
– Да. Мне кажется, что для робота, например, не составит никакого труда пересечь открытое пространство.
– О, дорогой сэр! – вскочил доктор Джерригел.
– В чём дело?
– Не хотите ли вы сказать, что преступление совершил робот?
– Вот именно.
– Убийство? Человека?
– Да. Пожалуйста, сядьте, доктор.
Специалист по роботехнике повиновался.
– Мистер Бейли, речь идёт о двух поступках: о том, чтобы пересечь открытое пространство, и об убийстве. Человек способен на последнее, но едва ли решится на первое. Робот же без труда совершит первое, но никогда – второе. Заменяя маловероятную версию невероятной, вы…
– «Невероятной» – это очень сильно сказано, сэр.
– Вы слышали о первом законе роботехники, мистер Бейли?
– Конечно, и даже могу его процитировать: «Робот не может причинить вред человеку или свои бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред», – Бейли вытянул руку и продолжал: – Почему нельзя построить робота без Первого Закона? В чём святость этого Закона?
Доктор Джерригел окончательно растерялся и промямлил:
– Что вы, мистер Бейли…
– Я жду ответа!
– Если вы хоть сколько-нибудь знакомы с роботехникой, мистер Бейли, то вам должно быть известно, какая гигантская задача создать позитронный мозг как с точки зрения математики, так и электроники.
– Я представляю себе это, – сказал Бейли.
Он хорошо помнил посещение одного из заводов по производству роботов, где он был по делу. Он видел их книгофильмотеку. Каждый из книгофильмов содержал математический анализ позитронного мозга одного определённого типа. Несмотря на сжатость изложения, на просмотр такого фильма уходит в среднем не менее часа. Но даже если изготавливать мозг по самым строгим техническим условиям, то и тогда один мозг будет отличаться от другого. Настолько понимал Бейли, здесь действует принцип неопределённости Гейзенберга. А это значит, что каждый фильм снабжается приложениями, в который даются различные варианты.
