Не сетуя, не суетясь, спутники быстро улеглись на свои места и, совершенно не замечая шума улицы, доносящегося сюда через маленькое окошко без стекла, мгновенно уснули.
Трилле опять снился город.
Глава шестая. Ведьма
После полудня спутники уже выезжали из Замбулы.
Первое время, отдохнувшие и сытые, гнали коней, потом, когда далеко позади остались стены города, поехали шагом.
- Волк, - не выдержал долгого молчания бродяга. - Скажи, ты бывал прежде в Ордии?
- Бывал, - благосклонно ответствовал аккериец.
- А я - нет...
- Где ж ты научился заклинать змей?
- Я не заклинатель, - помотал головой Трилле. - Я - Повелитель. Так сказал мне один мудрый человек. Давно... - и, видя, что Волк готов его слушать, продолжал. - Занесло меня однажды в Пустоши Пиктов. Лето уж прошло, холод, дожди, под ногами хлябь - так, верно, в Ущельях, думал я, и - клянусь всеми богами (своего-то бога у меня нет), очень не хотелось мне попасть туда. Слыхал я, оттуда ещё никто не возвращался к людям...
Протопал я день, другой... Ночи зябкие, на мне рваная куртка, штаны полотняные - и только. Промерз до самых костей. Что делать? А тут ещё с дороги сбился. Попал в самые что ни на есть Боссонские Топи. Куда ни ступишь - кругом вязко, того и гляди, вовсе провалишься с головой. Присел я на кочку (задница сразу намокла, но мне уж все равно было), и размышляю. Направо пойду - болото. Налево - болото. Назад - море Запада, ещё хуже, чем болото. А вперед... Я и так шел вперед.
И тут вдруг из-под ноги моей выползает страшенная змеища. Толстая, что твоя рука, склизкая и головастая. Правду сказать, я не то что не видал таких прежде, а и не слыхал даже, что они есть.
- Каких только гадов не наплодил Бурган, - согласно кивнул аккериец, с интересом слушавший рассказ Трилле.
- Угу. Так вот, подбирается ко мне эта тварь, голову поднимает и прямо мне в глаза смотрит. И знаешь, Дигон, странное дело: змей я до того пару раз издалека видел, а страха нет во мне. Чувствую, что нет. Уж кого я только не боюсь! И медведей, и волков, и тигров... Ладно, признаюсь тебе... Всех я боюсь, даже мышей и зайцев. А тут смотрю на гадину болотную, и хочется мне руку протянуть и гладкую кожу её потрогать... Я и протянул.
- Ну?
- Ничего. Свернулась у моих ног в клубок и лежит. Но тут я совсем окоченел от холода. Встал, да и пошел дальше. Оглянулся - она вслед мне смотрит... Прошел ещё чуть и снова на змею наткнулся. Длинная и тонкая, вроде пояса. Перешагнул, и иду себе...
Дигон заскучал. Откровенно зевнув, он отвернулся от спутника и стал вглядываться вдаль в надежде увидеть стены Кутхемеса. Нет, кроме равнины он ничего не видал - к городу они должны были подъехать лишь к самым сумеркам, а то и ночью.
- Едва выбрался из одного болота, как тут же в другое попал. Увяз по самую грудь, зацепиться не за что. Вот, думаю, и вышел я на ту тропу, что ведет к Ущельям... Знаю, что дергаться нельзя - ещё глубже затянет. А как быть? Распластал руки по вонючей жиже, замер, жду... Чего жду - не знаю. Может, чуда, может, человека какого... К богам обращаться боюсь: вдруг не того назову, которому в моей стране поклоняются. Знать бы, откуда я родом... Вот тебе хорошо - у тебя Стах есть. Какой-никакой, а все ж...
Дигон не мог позволить, чтоб о его боге отзывались так небрежно.
Пусть этот безродный бродяга сколь ему угодно бранит Садока, Равира, Рузбона и прочую шушеру, но - не Стаха.
- Вся великая Аккерия почитает Стаха, - поучительно произнес он, не испытывая, впрочем, особого негодования. - И ты, шакалий хвост, прикуси язык, не то мой меч отхватит тебе его до глотки.
- Хорошо, - покладисто кивнул Трилле, готовый провозгласить Стаха хоть властелином всего мира - лишь бы его новый приятель остался им доволен. - Так вот, раз уж так получилось, что богов у меня нет, я сидел в болоте молча, смотрел в темнеющие небеса и думал о будущем, коего лишился теперь уж навеки. Я думал о... Проснулся ли в душе твоей интерес к моим мыслям?
- Не проснулся, - сурово отринул аккериец любезное предложение спутника ознакомиться с его размышлениями перед гибелью, выраженное столь изысканно.
- Тогда я расскажу тебе о том, что случилось в тот момент, когда я погрузился в это дерьмо по горло. Сижу, скучаю, мерзну... И вдруг... "Держи-ись!"
Трилле заорал так внезапно и так пронзительно, что обе лошади захрапели и встали, видимо, ожидая нападения, а Волк выхватил меч и совсем уж было приготовился к бою, как понял тут, что сей вопль являлся лишь естественным продолжением рассказа. Подавив гнев, он смерил парня холодным взором синих глаз и с философским спокойствием заметил:
- Будешь орать - сверну башку.
- Угу, - согласился Трилле с таким справедливым решением. - Но не я крикнул... - он покраснел от напряжения, собираясь снова заорать, да вспомнил об угрозе спутника и тихо сказал: - "Держись..." Пойми, брат, в тишине болот слабый старческий крик показался мне диким визгом. Я вздрогнул, осторожно повернул голову... На краю трясины стоял человек в длинном сером балахоне, с седой бородою и бледными голубыми глазами, слезящимимся от старости. Он протянул мне клюку, за которую я уцепился обеими руками, и довольно легко вытянул меня на твердое место.
Лишь только я смог снова соображать (а до того страх подавил во мне сию исключительную способность, и наверняка мысли мои во время сидения в болоте не отличались стройностью и глубиной); так вот, лишь только я смог соображать, как без труда догадался, что передо мной ни кто иной как друид - мудрец и колдун, которого пикты почитают более вождя своего. Он пригласил меня в свою хижину - оказалось, что я прошел в стороне от неё шагов пятнадцать, ибо стояла она на самом краю болота, скрытая в зарослях чахлых, но густых кустарников. Там, у огня, пока сушилась моя одежда, он поведал мне... О, брат мой, проснулся ли наконец в душе твоей интерес к умственным беседам?
- Не проснулся, - с отвращением отказался Волк, желающий слушать только саму историю, но никак не рассуждения.
- Тогда я миную первую часть его долгой речи и сразу перейду ко второй, совсем короткой. Протягивая мне чашу с неким крепким и терпким, но весьма горячительным напитком, он на миг посмотрел в мои глаза и вдруг... Лицо его изменилось. Удивленно подняв брови, он рукою повернул мою голову за подбородок к свету и начал пристально в меня вглядываться! Я терпел, хотя мне было неприятно: точно так поступил со мной в Канталии один блонд, проклятый судейский... Держал за подбородок и рассматривал, а потом упрятал в подвал на две луны - за бродяжничество. А кто сказал, что бродяжить нельзя? Митра? Садок?
Тут маленькое происшествие прервало его повествование. Припомнив обиду и свои ощущения, испытанные в темнице, Трилле распалился. Голубые глаза его гневно засверкали, а уши запламенели как флажки на купеческой галере. Размахивая руками и подпрыгивая в седле, он вдруг свалился с лошади, и некоторое время лежал на земле без движения, тщетно ожидая помощи от Дигона. Но, поскольку тот даже не обернулся, Трилле помог себе сам. Вскочив, догнал свою караковую, запрыгнул на нее, и как ни в чем не бывало продолжал рассказ - правда, теперь он старался не шевелиться вовсе.
