А вот и Джеймс. Трехсотметровый реалет поднимается медленно, словно боится передавить ненароком всю снующую вокруг мелочь. Синие с красным лопасти едва подрагивают, и вид у реалета какой-то обиженный.
Юрка помахал рукой, хотя отлично понимал, что Джеймс даже в бинокль не разглядит его.
Хороший парень Джеймс. Настоящий друг. Хотя и любит читать нотации не хуже взрослого. Зато он честный и преданный. Юрка подарил ему на память лучший камень из своей космической коллекции — кусок лабира, который папа привез с Прометея. Лабир передразнивает окружающее: положишь его на синее — он становится красным, положишь на красное — становится синим, на черном он прозрачен, как горный хрусталь, а в темноте светится желтым, как маленький осколок солнца. Такой уж упрямый наоборотный минерал. Интересно, как поведет себя лабир в лондонском тумане?
Реалет тем временем выбрался из толчеи и замер, уткнувшись тупым носом в небо. В следующую секунду у него выросли плазменные хвосты, ослепительные даже на такой высоте. Словно проснувшись, реалет вздрогнул и исчез в стратосфере.
Вот и все.
Почему хорошее так быстро кончается?
Вместе с потоком провожающих, улетающих, прилетающих, встречающих и просто скучающих Юрка вышел из аэровокзала на площадь. В центре зеленой подковы поблескивала зеркальная спинасоленоидного метропоезда. Но лезть под землю не хотелось, да и спешить было некуда.
Он взял в автомате двойную порцию ананасного мороженого и побрел к полосе кинетропа. Погода хмурилась, влажные тротуары бежали по аллеям почти пустыми. Только на крытых лавочках сидели кое-где редкие попутчики — в основном бабушки с младенцами.
Юрка тоже уселся на лавочку и принялся за пломбир.
Чем же все-таки заняться до маминого приезда?
Когда он вчера говорил с ней по видику, она улыбалась, а глаза у нее были заплаканные. Папа ее успокаивал, а она ругала этого толстого академика и повторяла про нерешенные проблемы. И про то, что профессор Панфилов заболел.
А на самом деле ей, наверное, жалко Уисса. Он был такой сильный и добрый.
Хотя то, что мама приезжает раньше срока, совсем неплохо. С ней веселее. Особенно когда остаешься без друзей. Папе сейчас совсем некогда. Он работает. Скоро будет большой международный конгресс, на котором папа сделает самый главный доклад.
И тут Юрке послышался знакомый свист.
Мальчик недоуменно оглянулся, но бабушки и младенцы сидели как ни в чем не бывало. Значит, он ослышался. Конечно, ослышался. Отсюда до моря добрый километр, а то и больше. Да и кто мог так свистеть…
Надо ехать домой. Одному на улице серо, сыро, холодно и скучно. В такую погоду лучше всего забраться с ногами в кресло и читать про какие-нибудь необыкновенные приключения. Или фантастику. Про будущее.
Мальчик снова принялся за пломбир, но смутное беспокойство уже стучало у виска.
Может, завернуть еще раз на старое место, к морю?
А что там делать, оборвал он себя. Только расстраиваться. Моторка и снасти со вчерашнего дня в бюро проката, даже кострища, наверное, смыло дождем и прибоем.
Но Юрка все-таки встал и перешел на нижнюю ленту.
Глупости, говорил он себе. Как маленький. Ничего на таком расстоянии нельзя услышать. К тому же море изрядно штормит, а в шторм дельфины уходят от побережья, чтобы не угодить на скалы. Незачем туда ходить…
Но какая-то неодолимая сила заставляла его все быстрее перескакивать с ленты на ленту, а когда кинетроп кончился, описав круг над обрывом, он бросился бегом в самую гущу колючек, к распадку.
Распадок тупо толкнул в лицо смрадом гниющих водорослей. Юрка задержался на минуту, чтобы снять ботинки: пластик подошв предательски скользил на мокром камне.
Он выскочил на галечную полосу, уже уверенный, что Свистун здесь.
Дельфин стоял в бухточке, прижавшись к волнолому, и заметно вздрагивал, когда прибой с грохотом перехлестывал через валуны.
— Что… Что ты здесь делаешь? — только и смог выдохнуть Юрка.
— Жду тебя, — просто ответил дельфин.
— Но я же… Тебя давно не было… Мы решили, что ты уже не придешь…
— Я пришел… Плохо, что нет Джеймса.
— Да… Джеймс улетел в свою страну. Только сейчас. А я совсем не собирался сюда. Я пришел случайно…
— Я звал тебя. Я знал, что ты придешь.
— Почему тебя не было так долго?
Дельфин промолчал. Юрка огляделся, не зная, плакать или смеяться, радоваться встрече или укорять верного друга за безрассудство: даже в бухте вода нервно ходила вверх и вниз, а в горле прохода все хрипело и клокотало. Море час от часу дышало неспокойней, и белые шапки волн становились все курчавей и выше.
— Ты давно здесь?
— С утра. Утром было тише.
— А теперь ты сможешь выйти в море?
— Не знаю. Выход узкий и мелкий. Там бурно. А дальше не так опасно. Надо сразу уйти в глубину. В глубине тихо.
Юрка сердито стукнул кулаком по колену.
— Так почему же ты раньше не ушел? Когда было тихо?
— Я ждал тебя.
— Ждал! Ты что, разбиться хочешь? Можно было встретиться завтра или послезавтра, в конце концов!
Дельфин медленно отошел от стенки и подплыл к самым ногам мальчика. Юрка сел на мелкий галечный гребень, намытый качающейся водой, и взял голову Свистуна на колени, защищая от случайных ушибов.
— Глупый! Я бы приходил сюда и завтра и послезавтра, потому что я тебя люблю. Мы бы все равно встретились…
— Нет. Мы бы уже не встретились. Сегодня мы уходим. Все дельфины. Все. Насовсем.
Рука мальчика, гладившая округлую гладкую голову товарища, вздрогнула и обмякла.
— Как насовсем? Почему?
— Чтобы быть подальше от людей. Так сказал Вечный Совет, и все взрослые согласились.
— Но почему?
— Люди зажигают огонь и отравляют воду. Они делают зло. Они опасны для дельфинов, даже когда хотят добра.
— Это неправда!
— Я не знаю. Так говорят взрослые.
— Неправда. Есть плохие люди, но их меньше, чем хороших, честное пионерское!
— А почему тогда хорошие не лечат плохих?
— Как лечат?
— Если дельфин родится плохим, его лечат, и он становится хорошим. Почему так не делают люди?
— Люди… Мы еще не умеем… А это было бы здорово! Раз — и в больницу! А как вы их лечите?
— Не знаю. Это делают взрослые.
— А почему ваши взрослые не научат наших?
— Говорят, люди неразумны…
Юрка обиделся не на шутку, но, поразмыслив, пробурчал сердито:
— Это все взрослые неразумны. И наши и ваши. Они вечно задирают нос и никого, кроме себя, не хотят понимать.
— Да, — эхом отозвался дельфин. — Они умеют только запрещать.
— И ссориться со всеми, — добавил мальчик.
Он сидел, мокрый насквозь, накат шатал его то в одну, то в другую сторону, выскребая снизу гальку и лишая опоры, он порядком продрог, но крепко держал обеими руками голову Свистуна, потому что боялся, что того стукнет о камни.
