— Пойдем спать, Волк! — громко проговорил он.
Сонная собака встает и послушно тащится на его зов.
12.
Барабанщиков было шестеро, и они уже надели маски. Тимус удобно устроился в тени большой поленницы рядом с жилищем, отсюда все хорошо просматривалось, а вот его могли заметить, лишь подойдя вплотную.
Карнавальный костер еще не горел. Старшая Мать зажжет его в тот момент, когда последний солнечный луч убывающего дня коснется темной линии горизонта и исчезнет в накрывающей холмы тьме.
Тьма.
И свет.
Маски тьмы — страшные рожи, порождение ночных снов. Демоны зла, призраки пьяного леса. Вислоухие монстры с выбеленными губами. Большие желтоватые клыки в уголках изуродованных ртов. Три паука, соткавшие мрачную паутину. Божества подземелий, выбравшиеся наружу. Многорукие убийцы, явившиеся с той стороны.
Одетые в свет — словно цветы на полянах ушедшего лета. Белые и желтые лепестки. А еще — блики солнца на речном перекате, тройная радуга после дождя. Может, волхвы, может, просто посланники неба, прибывшие на защиту холмов…
Когда костер запылает, то он станет выше человеческого роста. Барабанщики тьмы начинают почти неслышно, вначале тот монстр, что справа, легонечко бьет в барабан.
Большие барабаны делают из высушенных и ошкуренных стволов. Тимус не знает, как называются эти деревья. Но точно не сосна и не береза. Он слышал, что под корой дерево должно быть белым, тогда барабан получается с душой. Ее нельзя увидеть, но можно услышать, чем белее дерево, тем добрее душа, пусть хозяин и скрывается сейчас под маской тьмы.
Дум-дум-дам! — говорит барабан первого монстра.
Думи-думи-дам, думи-думи-дам! — нагло и нахраписто подхватывает второй.
Тьма оскаливает зубы. Будто гроза, когда все небо утыкано молниями.
Думи-думи-дам, думи-думи-дам!
Молнии множатся, сполох за сполохом, только вот нет дождя.
Этой осенью дожди будто отменили. Так и говорила совсем недавно Старшая Мать:
— Их отменили, чтобы мы подсохли к зиме!
Добрая душа барабана обтянута козьей кожей. Козы живут в специальном загоне, за одним из дальних холмов. Когда кто-то сильно болеет, то ему дают козье молоко. Оно чуть солоновато на вкус да еще с резким запахом.
Тьма уже подступает с холмов, совсем поглотила солнце, света больше не будет, отныне и навсегда, повторяйте за мной, требует Старшая Мать, дум-дум-дам, думи-думи-дам, думи-думи-дам, дум-дум-дам, думи-думи-дам, думи-думи-дам — вы видите тьму?
Тимусу хочется превратиться в ящерку и юркнуть в сухую, но все еще такую густую траву, чтобы никто не нашел, не увидел, убежать поскорее от наступающей тьмы.
— Тьма! — говорит Старшая Мать.
И вступает третий барабанщик мрака.
Ду-дум-дум-дам, ду-дум-дум-дам!
Хищный зверь вот-вот выйдет на поляну из леса, он давно миновал холмы, ду-дум-дум-дам, ду-дум-дум-дам, глаза его полны странным огнем.
— Тьма! — говорит Старшая Мать. — К нам идет тьма!
Старшая Мать выходит к самому центру поляны, вот-вот она подожжет костер, но почему-то медлит. Солнце, вспыхнув последний раз, падает в темень за горизонтом. На Старшей шкура могучего лося, тело лоснится — намазано чем-то. Тимус пытается сжаться в комочек, свернуться в клубочек, стать ящеркой, только глаза его, полные ужаса, смотрят туда, где барабанщики мрака вновь отбивают ритм ночного кошмара.
Дум-дум-дам!
Думи-думи-дам, думи-думи-дам!
Ду-дум-дум-дам, ду-дум-дум-дам!
Старшая Мать властно взмахивает правой рукой, и вдруг наступает тишина.
— Наш мир подобен огромной вогнутой чаше! — почти пропевает она.
Все молчат, тьма становится все гуще и гуще.
— На стенках ее множество сверкающих точек! — продолжает Старшая.
Барабаны молчат. Молчат и люди.
— Это звезды, от которых исходит свет!
Напряжение нарастает. Тимусу хочется, чтобы уже запалили костер, чтобы стало светло и весело, ведь карнавал — это когда весело, все так говорят, но пока лишь тьма, и неясные силуэты на поляне, и молчат барабаны, люди в масках стоят спокойно, будто знают, когда придет время, чтобы мрак ночной, испугавшись, отступил под натиском света…
— Свет! — тихо повторяет Старшая Мать.
И вновь раздается звук барабана. Только это уже совсем другой ритм, да-да-да-да-дам-дам, да-да-да-да-дам-дам, ровно и мощно отбивают его одновременно барабанщики света. Звук становится все сильнее, он накрывает собой всю поляну, дорастает до неба, смыкается со звездами и уже возникшим над холмами кругом луны. Вогнутая чаша мира пульсирует, стенки ее из непроницаемо черных становятся прозрачными, звездные реки, как вены и артерии, украшают небосвод.
— Свет! — кричит Старшая Мать. — Пусть будет Свет!
Внезапно в ее руке оказывается факел. Тимус никак не может понять, откуда он взялся, ведь всего лишь мгновение назад ее руки были пусты, наверное, отдала темнота, ведь она обязана отдавать все, что ею пожрано, тьма — враг, свет — друг, но пока еще вокруг лишь враги.
Все шесть барабанов бьют одновременно. Тимус с трудом может различить ритм, он раскатистый и рваный, то утихает, то вновь заполняет собой все вокруг.
Старшая все еще стоит возле незажженного костра, только вот факел в ее руке уже пылает. Она сбрасывает лосиную шкуру, под ней нет ничего. Тимусу отчего-то становится не по себе. Старшая поджигает сучья, костер с треском разгорается, совсем скоро на поляне становится светло.
И Тимус видит, что все на поляне — уже в масках. Он никого не может узнать, лишь Старшая Мать стоит возле костра, распустив волосы и воздев руки к небу, а люди в масках, взявшись за руки, идут кругом вокруг нее, покачиваясь в такт барабанам.
Его маска все еще в жилище, спрятана возле лежанки.
Ему надо пойти и надеть ее, но он боится.
— Свет! — кричит Старшая Мать. — Нам дан Свет!
Да-да-да-да-дам-дам, да-да-да-да-дам-дам!
Внезапно один из круга подходит к Старшей и падает на колени. Тимус замирает от странного ощущения, какой-то небывалой смеси восторга и ужаса: Старшая вдруг зачерпывает ладонью огонь из костра и будто омывает им коленопреклоненного. Тот послушно склоняется перед ней еще ниже, потом отползает в сторону, и на его место приходит другой.
Или другая — Тимус не знает, кто есть кто, на головах маски, тела покрыты длинными, просторными балахонами, ни женщин, ни мужчин, странные чудища, непонятные монстры.
Да-да-да-да-дам-дам, да-да-да-да-дам-дам!
У него нет такого балахона, но если он возьмет козью шкуру и обернет ее вокруг себя, то тогда будет похоже. Он знает, где можно взять шкуру — ею покрыта его же лежанка, мех давно свалялся и стал жестким, надо взять маску и шкуру, и тогда он пойдет к костру…
