— Но если это так легко… я не понимаю…
Густафссон беспомощно огляделся и увидел, что к отделу приближается Пружина. Он шествовал в сопровождении двух мужчин — один совсем молодой, бородатый, без шапки, другой, постарше, в сером пальто и синем берете. Пружина о чем-то рассказывал, горячо жестикулируя. Густафссон почувствовал, что речь идет о нем. „Кто же это такие?“ — подумал он.
Оказалось, это журналисты. Они остановились на почтительном расстоянии и, наблюдая за продажей, рассеянно слушали болтовню Пружины.
— Ну, господа, сами видите, какой успех! Стоит ему махнуть ручкой, и покупатель тут как тут. Сейчас, правда, в отделе не очень людно. Но вообще-то покупатели, можно сказать, так и рвут товар, лишь бы хоть краешком глаза поглядеть на него. Он всех притягивает к себе. Словно магнит! А как он продает! Ему достаточно сказать всего несколько слов…Все хотят его слышать. Слышать и видеть. На эстраде успех ему обеспечен.
Фрекен Вивандер с укоризной взглянула на Густафссона. Как можно быть таким непонятливым, когда с тобой так откровенно заигрывают.
— Ну что вы, всякому ясно, что одному тут не справиться. Не могу же я одна лезть на стремянку с карнизом и занавесками в руках. Кто-то должен мне помочь. Тогда вся работа займет несколько минут. А потом вы у меня поужинаете, мы выпьем по рюмочке.
Она прижала руку к ткани как раз в том месте, где у него было сердце, прижала и тихонько погладила.
— Жду вас сегодня в семь вечера. Договорились? — тихо прибавила она.
— Боюсь, мне не успеть.
— Да, конечно. У вас, верно, много работы и после закрытия? Тогда в половине восьмого. Вот моя визитная карточка. Пожалуйста. На ней есть и имя и адрес.
Он стоял с визитной карточкой в руке, не зная, что сказать.
— Но…
— Ничего, если вы немного запоздаете. Захватите гардины, мы их вместе повесим. Не бойтесь, в этом нет ничего дурного.
— Да, я понимаю. Только…
— А-а! Ясно. Вам неловко брать пакет, который, как все знают, предназначен даме. Об этом я не подумала. Вы же не посыльный. Я сама захвачу пакет. А вы придете, как мы договорились…
К Густафссону наконец вернулся дар речи. Бывает же, что человек считает невежливым отказаться от приглашения, казалось бы совершенно безобидного. Но… В определенные минуты следует проявить твердость.
— Нет.
— Нет?
— У нас есть специальные рабочие, которые вешают портьеры покупателям. Если угодно, я приму ваш заказ.
— Гм. Но, быть может, вы все-таки придете взглянуть на результат?
— Нет, нет. Вечером меня ждет семья.
— Понятно. В таком случае… — Она сердито выхватила у него из рук свою визитную карточку. — И вообще я пока воздержусь от покупки. Прощайте.
Решительным шагом она направилась к лестнице и скрылась в толпе.
И тут же послышался голос приятеля. Дружески подхватив под руки обоих незнакомцев, Пружина подвел их к Густафссону.
— Разрешите представить вам Пера Густафссона. Пожалуйста, вот он свеженький и зелененький, как рождественская елка. Привет, Густафссон. Это пресса. Как видишь, я времени зря не теряю.
Журналисты стряхнули с себя Пружину движением, которое могло бы быть и не таким резким. Они кивнули Густафссону и справились, как ему живется.
У него еще не прошел горький осадок от встречи с фрекен Вивандер, но приходилось терпеть.
— Не жалуюсь.
— Как покупатели, очень донимают?
— Люди как люди.
— Вы хорошо разбираетесь в мануфактуре?
— Совсем не разбираюсь. Но меня проконсультировали.
— Значит, у вас нет никаких профессиональных навыков? Вы когда-нибудь раньше стояли за прилавком.
— С той стороны, где стоят все покупатели, — вмешался Пружина, который с растущей тревогой прислушивался к разговору. — То, что он говорит, для интервью не годится. Вы лучше напишите, что скоро он начнет выступать на эстраде, помните — это его жизнь. И не забудьте, что я его менеджер. Вот как следует написать: „Вчера в обществе его менеджера, господина Фредрикссона по прозвищу Пружина, мы встретились с восходящей звездой эстрады Густафссоном Зеленкой“… Как вам нравится это имя — Густафссон Зеленка? Может, лучше Зелень? Или Зеленушка? Знаете, пусть какая-нибудь газета объявит конкурс на его сценическое имя, а потом мы устроим крестины…
— Спасибо. Мы уж сами решим, о чем нам писать, — оборвал его Берет.
— Гм… да… да, конечно, я хотел только облегчить вашу задачу, — заявил Пружина. — Сигарету?
Здесь, правда, курить запрещено, но прессе всюду полная свобода.
Берет с раздражением оттолкнул протянутую ему пачку. А Пружина продолжал как ни в чем не бывало:
— Не желаете ли получить какой-нибудь презент от нашего универмага? Милости прошу, выбирайте, что душе угодно. Я договорился с директором, совершенно бесплатно.
Борода вздернул подбородок:
— Послушайте, господин Пружина, или вы сейчас же уберетесь отсюда, или уйдем мы.
— Простите, бога ради, простите, господа. Я хотел лишь немного подготовить почву. Сейчас я дам Зеленке несколько указаний и испарюсь.
— Давайте свои указания. Мы вернемся сюда немного попозже, — сказал Берет.
— Когда здесь будет чище воздух, — прибавил Борода негромко, однако так, чтобы Пружина его услышал.
Они удалились, и Пружина обратился к Густафссону:
— Ишь какие. Видал субчиков? Небось ждали, что им сразу преподнесут по презенту, а мы это прохлопали.
— Ты только это и собирался мне сказать?
— А с чего это ты вдруг так задрал нос? Слушай, когда они вернутся, скажи, что всю жизнь мечтал петь. Так говорят все звезды театра, кино и эстрады. И еще скажи, что у тебя есть собственный поэт, а когда они поинтересуются, кто именно, объясни, что твой менеджер и твой поэт — одно и то же лицо. Вот увидишь, когда они узнают, что я скальд, они переменят ко мне свое отношение. И… — Подняв глаза, Пружина увидел подходившего к ним Шабрена. — Вот черт, директор собственной персоной. Пока ничего не говори ему о прессе. Пусть это будет для него сюрприз. А то еще потребует, чтобы ты сказал в интервью, что его тряпки самые лучшие и самые дешевые во всей стране. Говори только о песнях, о культуре и об искусстве. Ну, я сматываюсь, пойду выпью пива.
Шабрен подошел к Густафссону.
— Ну, как дела?
— По-прежнему. — Густафссон пожал плечами.
— А та нарядная дама, она оказалась выгодной покупательницей? Знаете, она сперва справилась о вас в справочном бюро. Что же она приобрела?
— Ничего.
— Как ничего? Она говорила, что ей нужны гардины и тюль.
— Возможно. Но оказалось, что они ей не подходят.
