Джудит Тарр - Солнечные стрелы

Ваше императорское величество, приосанившись, заговорил он.

Стоп, не очень вежливо оборвал его Эсториан. Мы, кажется, одного рода. Называйте меня, если уж вы настаиваете, милорд, а впрочем, я предпочел бы, чтобы ко мне обращались по имени...

Милорд, хитро блеснул глазами регент. Я рад видеть, что вы так легко и приятно свыкаетесь с нашими порядками и обычаями...

Нет, сказал Эсториан, не очень легко. Я все кручусь и верчусь в разные стороны, как это делал до меня мой отец: на севере, на востоке, на юге... Мне говорят: это твоя собственность. На деле же все наоборот. Это я принадлежу всем странам света.

Сейчас вы в Асаниане, напомнил Фираз.

Я успел это заметить. У вельможи дрогнули крылья ноздрей.

Могу я говорить свободно, милорд?

Я очень рассчитываю на это, сказал Эсториан. Зрачки у Фираза расширились. Он явно волновался. Эсториан почувствовал прилив гордости, хотя знатный асанианин ничем другим не выдал своих чувств.

Хорошо, милорд. Надеюсь, я не нанесу вам вреда, если позволю себе сделать маленькое замечание: ваша демонстрация обнаженных частей своего тела не может быть хорошо принята в Кундри'дж-Асане.

Разве? Фираз проявил настойчивость.

Я верю, что вы сами знаете это и в вашем поведении есть свои резоны. Однако не можете же вы желать, чтобы половина вашей империи отвернулась от вас?

Почему нет?

Не понимаю, сказал регент. Будьте добры, поясните мне свою мысль.

Скажите положа руку на сердце, разве не легче станет Асаниану жить, если он избавится от претендующего на его трон выскочки и полукровки и возведет на престол императора чистых кровей? Фираз удивил Эсториана. Он рассмеялся.

Сказать да значит рисковать навлечь на себя обвинение в государственной измене. Сказать нет значит расписаться в собственном скудоумии. Милорд, вы и есть тот самый законный и чистокровный наследник империи Льва. Это написано на вашем лице. Возможно, некоторые ваши подданные слепы или плохо знают вас. Тогда, конечно, стоит им кое-что показать. Но, добавил он, не столь откровенно, как вы делали это в зале для аудиенций.

Почему? спросил Эсториан.

Умеренность не нуждается в дополнительном проявлении ее сути. Она существует и все.

Я не был голым.

Вы... Фираз оборвал себя и заговорил другим тоном.

Ваше величество, я ясно вижу, что вы не глупец, что вы сейчас делаете свой выбор. Могу я узнать, куда клонится чаша весов?

Во всяком случае, не туда, где царит диктат чужой воли.

Кто может осмелиться диктовать вам, милорд?

Ваши слуги. Они вторгаются в дела моего поверенного, навязывая мне удобный для них распорядок дня. Ваши оленейцы пытаются снять с постов мою гвардию по вашей команде и без моего ведома.

Но, милорд, ваш поверенный только что проводил меня сюда. Я видел также, что у дверей дежурят гвардейцы из Эндроса рука об руку с оленейцами из Кундри'дж-Асана. Эта картина умилила меня.

Мой титул кое-что значит даже в Асаниане.

Не надрывайте мое сердце, милорд. Мы все ваши преданные слуги.

Надеюсь, мы больше не будем возвращаться к этим вопросам?

Могу ли я надеяться, в свою очередь, что вы, ваше величество, будете терпимы к нашей несколько эксцентричной манере одеваться?

Это будет зависеть от степени эксцентричности.

Намерены ли вы по крайней мере соблюдать фундаментальные правила?

Обещаю не шагать по головам. В моей одежде прошу упразднить парик и маску. Не препятствовать мне, когда захочу, гулять вне дворца. Фираз едва заметно кивнул и надолго умолк, словно копя силы. Потом сказал, тщательно выговаривая каждое слово:

Намерены ли вы, ваше величество, обучаться искусству управления асанианской империей? Вопрос был тяжел, но прозвучал вовремя. Эсториан утомился и хотел поскорее кончить дело.

Если учителем будете вы, обещаю стать самым прилежным учеником на свете. Фираз улыбнулся.

Большей радости вы не могли мне доставить, милорд. Искусство ношения десяти верхних одежд было подобно искусству ношения тяжелых доспехов. Семнадцать поклонов и приседаний в полной парадной форме выматывали сильнее, чем урок боя на длинных мечах. Нюансы телодвижений и жестов, сопровождающих приветственный танец, можно было разучивать всю жизнь. Эсториану хотелось завыть волком. Некоторые придворные из его свиты уже убыли в Керуварион, другие помирали от летней жары, скуки и бюрократических притеснений. Даже на перестановку постелей в спальнях сквайров тут требовалось разрешение Высокого двора. Охота не развлекала. Это зимний вид спорта так считали асаниане. Водные игры просто шокировали их, ведь купаться в мантиях невозможно. Вольные упражнения, равно как и игры с мячом, не возбранялись, но на каждой маломальски удобной площадке тут зеленел огородик, или был разбит сад, или торчали торговцы. Равнина за крепостными стенами раскалилась как печь. Впрочем, солдаты его не роптали. Северяне, как все разумные люди, любили поспать, если вокруг мир и покой, а сенели паслись возле пригодного для питья водоема. А придворные мало-помалу отбывали, как они говорили, в цивилизованные края. Эсториан всем сердцем желал быть с ними, но из Индуверрана у него была одна дорога в Кундри'дж-Асан. Он томился в собственных покоях, словно в тюрьме, не общаясь ни с кем и не гуляя нигде, кроме небольшого, ограниченного высокими стенами сада. Этого требовал этикет. Властитель Асаниана был отрезан от всего внешнего мира, как последний негодяй, безумец или вероотступник.

Так дальше продолжаться не может, заявил он однажды регенту. В сопровождении стражи, в сорока слоях мантий, в носилках или пешком, но я должен совершать прогулки и идти туда, куда захочу. Лорд Фираз шевельнул левой бровью и почтительнейше просил его величество никуда не выходить без оленейцев. Эта нижайшая просьба была равносильна приказу. Впрочем, Эсториан не намеревался вступать в пререкания с собственными подданными. Он так и не смог привыкнуть к присутствию черных молчаливых фигур. Вокруг них всегда крутились два или три мага, возбуждая в нем неровное биение пульса и постоянную головную боль.

И еще, сказал Годри. Нет слов, они, конечно, лояльны. Но не ко мне, нет. К моему титулу, к положению, которое я занимаю. В последние дни Годри был постоянно мрачен.

Не думайте о них больше, чем они заслуживают, сир.

Я перестану думать о них, когда разверну Умизана в сторону Эндроса.

Скорей бы, внезапно сказал Годри. Он нахмурился, словно устыдившись своего порыва, и добавил: От них несет мертвечиной.

Годри, одернул его Эсториан. Ты хочешь, чтобы я отослал тебя домой? Лицо Годри вспыхнуло.