Ветер, снова ветер... Он выжимал слезы из глаз, забивал ноздри и рот снегом. Видимость была отвратительной, но это не мешало 29-й моторизованной продвигаться вперед. Если бы не снегопад, то отдохнувшая и пополненная за время длительного стояния в тылу дивизия представляла бы собой величественное зрелище. Пять десятков панцеров 129-го танкового батальона широким клином вспарывали белую целину. По флангам торопилась самоходная артиллерия. В центре по сугробам, как по белым волнам, плыли полугусеничные БТР моторизованных полков. Замыкала шествие колонна тягачей с буксируемыми пушками. Воплощенная мощь великой державы, олицетворение превосходства немцев над дикими восточными племенами.
Впрочем, о величии арийской расы Бауэр сейчас не задумывался. Основная его задача — не выбить себе зубы о железные потроха раскачивающегося на кочках бронетранспортера. Обер-лейтенант сидел справа от водителя и изо всех сил старался сохранить хотя бы какое-то подобие равновесия. Фельдфебель Бляйхродт по прозвищу Фатти — «папочка» — старался вести свой «ганомаг» как можно аккуратнее, но это не помогало.
По рации пришло сообщение:
— Головной дозор 129-го встретил русских.
— Сигнал роте: к бою!
Через пять минут мчащаяся на всех парах моторизованная дивизия врезалась в боевые порядки наступающего врага. Как это произошло, сам Бауэр из-за снежной пелены не видел. Но не понять, что означают разом полыхнувшие впереди десятки орудийных вспышек, было невозможно. Танковый батальон уже сцепился с противником. Следующие на очереди были они — моторизованная пехота. В эфире творилось черт знает что: «Пипер-один, два ивана на 12 часов — бей!», «Пипер-один, это Леон, держитесь, мы на подходе!», «Вэтгауэр, я подбит! А-а-а!..».
Где-то позади ожил штаб и искаженным до неузнаваемости голосом полковника передал: «Всем ротам: вперед на максимальной».
Они пронеслись километра полтора и внезапно выскочили из снежного облака. Остановились перед подножием холма. Впереди, на исполосованном гусеничными траками склоне, чадно дымили угловатые коробки танков. Своих и русских. Русских было больше: противник явно не ожидал столь скорого и мощного контрудара.
— Неплохо. Похоже, наши раскатали штук двадцать «тридцатьчетверок», — заметил привставший со своего места Бляйхродт.
— Да, но дозор мы потеряли, — невесело ответил Бауэр. — «Пипер» больше не выходит на связь. Давай-ка, Фатти, трогай дальше...
Тут-то их и накрыли.
Что произошло, обер-лейтенант так и не успел осознать. Просто на юге в небе появились огоньки, похожие на взметнувшуюся из костра гигантскую тучу искр, а потом... Потом наступила темнота. Бауэр ничего не слышал и не видел. Попробовал пошевелиться и понял, что не может. Легкие сжало с такой силой, что дышать не осталось никакой возможности. Еще немного, и он просто задохнется. Боже, дай мне воздуха! Я хочу жить. Я хочу дышать. Боже! Неужели конец?
Неподвижность и слепоглухонемое состояние испугали обер-лейтенанта до того, что он затрясся от ужаса. Затрясся? Так он жив?!
— ...! ...рих!
* * *
Кто это? Кто здесь?
* * *
— Эрих, ты жив? Сейчас я тебя вытащу. Эй, фельдфебель, ну-ка взяли!
Прорвавшийся внутрь черепной коробки голос показался Бауэру смутно знакомым. Что-то заелозило по лицу — и, о чудо, в глаза ударил свет! Тусклый свет русского зимнего неба, который сейчас показался обер-лейтенанту невыносимо ослепительным. Со зрением, впрочем, что-то все же было не так. Маячившая перед Бауэром человеческая фигура казалась Эриху прозрачной. По крайней мере, Бауэр отчетливо видел позади нее второго человека, которого тут же и узнал — Бляйхродт. Без каски, в истерзанном и свисающем клочьями обмундировании, Фатти с пыхтением оттаскивал в сторону колесо «ганомага», какой-то неведомой силой оторванное от машины вместе с куском оси.
— Эри!
Обер-лейтенант дернулся от громкого окрика:
— Да?..
На закопченном до неузнаваемости лице капитана Ланге прорезалась улыбка.
— Я уж было подумал, что ты оглох навсегда.
— Что со мной, Руди? Мне нужен санитар. — Каждое движение причиняло боль, но Бауэр заставил себя сесть.
— Полагаю, еще одна контузия, дружище, — излишне жизнерадостно сообщил Ланге. — А санитара нет. И роты твоей больше нет. Впрочем, моего батальона тоже.
— Как нет? — удивился Бауэр, шаря ладонью по заледеневшей земле в поисках опоры.
По земле? Интересно, куда делись сугробы? Неужели весь снег растаял?
— Привет от чертовых «сталинских органов». Русские еще называют их «ка-тью-ши». — Капитан сплюнул и поднялся с корточек. — Жуткая штука, Эри. Настоящая кара Господня. От всего батальона остались железные обломки, три десятка солдат да два офицера: я и ты. Где все остальные, черт его знает. Ни раненых, ни убитых. Видимо, их успели забрать с собой, а нас в заварушке боя просто потеряли. Полк вместе с дивизией сгинул. Связи нет. Нашу технику разнесло вдребезги.
Ланге поручил обер-лейтенанта заботам Бляйхродта и удалился, нетвердо ступая по выжженной земле. Бауэр смежил веки. И во второй раз за день потерял сознание.
* * *
Долго отлеживаться в беспамятстве Бауэру не дали. Капитан бесцеремонно влепил контуженому пару пощечин, а когда тот беспомощно заморгал, потряс перед носом Эриха своим кулаком:
— Не вздумай больше отключаться. Во-первых, замерзнешь. Во-вторых, ты мне нужен для встречи гостей.
Ох, как трещит голова. Каких гостей?
— Пока ты валялся носом в грязи, я перебинтовал тебе голову и послал двух солдат с биноклем на холм. Только что один из них вернулся — к нам движутся танки Иванов. Штуки четыре.
— Мы обречены, — меланхолично произнес Бауэр, сам поражаясь своему спокойствию. — Мы даже окопы отрыть в промерзшем грунте не сможем.
— Ну-ну, Эри, не все так плохо. — Ланге подмигнул обер-лейтенанту. — Есть одна идея... Сразу за моим батальоном шел противотанковый дивизион. Русские его тоже раздолбали, но одно орудие уцелело. К его прицелу мы тебя и поставим — ты же все равно сейчас у нас ограниченно-подвижный, верно?
— Допустим, — согласился Бауэр. — Но что я сделаю одной пушкой против четверки русских танков?
— Выбора все равно нет... А я залягу с «хирургической пилой»7 в воронке между твоим орудием и холмом.
— Зачем? От кого ты меня там собрался охранять?
— Не хотелось тебя расстраивать, дружище... Но русские идут с десантом на броне.
До орудия едва переставлявшего ноги лейтенанта дотащил Бляйхродт.
— Спасибо. Фатти, — Бауэр не без сожаления отлепился от спины Папочки. Осмотрелся.