Джанисса ощупывала дверь, отыскивая замок. Наконец панель сдвинулась с места и отошла в сторону. Они оказались на небольшом выступе скалы, склон которой терялся где-то далеко внизу, в темноте. Казалось, что они стоят на краю бесконечной пустоты. В самой глубине бездны они увидели свет, который сочился так слабо, точно был лишь напоминанием о самом себе, а источник его был глубоко внизу. С головокружительной высоты, облокотившись на перила, Рафт пристально вглядывался в этот бездонный мир, в открывшуюся под ногами бездну, в глубине которой теплилась единственная искра.
Нет, Рафт чувствовал не головокружение, это был страх. Обычный, простой, безотчетный страх. Рафт знал это чувство, однажды, на Мадагаскаре, ему пришлось пойти в хижину, где спали часовые. Один звук, одно неверное движение и копья вонзились бы в его тело. Он знал тогда, что спящие обязательно проснутся. Он чувствовал и осязал это каждой клеточкой своего тела. Так было и сейчас. Там, далеко внизу, откуда сочился свет, находилось нечто, наполненное необыкновенной жизненной энергией, и Рафту казалось, что он стоит на раскрытой ладони этого нечто. Вспомнилось ему и другое, джунгли, вернее, та жизнь, которая наполняет их. Влажные от испарений, плодородные леса Амазонки, ее ревущие потоки, яростная зелень тропиков, все, что было неукротимой силой жизни. Внизу неистовствовала слепая, голодная, чудовищная сила, сердце непостижимой далекой туманности, повергающее в прах и пробуждающее к жизни, и имя ей было Курупури!
— Пламя спит, — еле слышно вымолвила Джанисса.
Но неясный свет в глубине разгорался все ярче, и низкий, почти неуловимый звук рос и набирал силу, пока не превратился в сокрушающий грохот, рев рождающегося в муках божества. И оттуда, из пучины, которая вела к сердцу мира, из бездны навстречу обреченному миру вставало его величество Пламя. Оно росло и поднималось. Суть всего живого. Рафт чувствовал, как все его существо тянется к этому пылающему источнику. И туда же унесся его дух. Душа закачалась над самой бездной. Оглушающий грохот ударил в стены и яркое, сверкающее Пламя взвивалось все выше и выше. Оно билось в ярости, безумствовало в наслаждении, в исступленном восторге зарождающейся жизни.
Внизу, под уступом, Рафт различил силуэт человека и контуры до странности знакомого устройства. Паррор! И прибор, который он сконструировал по записям Первого Рода.
Пламя становилось все ярче и ярче, и Рафт бросился вниз по уступу.
«Только бы успеть», — заклинал он себя на бегу. Паррор, ослепленный своей самонадеянностью, мог и не заметить очевидных признаков, но Рафт-то знал, что никому сейчас не подвластное Пламя просыпается. Ничего подобного с амулетом, когда они испытывали устройство, не происходило. Галактическая сила неистовствовала в Паитити, а может быть, уже и во всем мире!
Рафт стремительно бежал вниз, словно охотник за добычей. Огонь взметнулся с чудовищной силой и вдруг начал ослабевать. Столб света медленно и неохотно опускался, а грохот умолкал. Рафт стоял на прозрачном, как стекло, полу пещеры. Лишь однажды он взглянул вниз, и у него закружилась голова. Пропасть обрывалась вниз, к пылающей земной сердцевине, и он висел над этой бездной. Он ринулся навстречу Паррору, а Паррор к нему. Откуда-то снизу исходил свет, и его блики оставляли на лице Паррора загадочные, колдовские тени. На руке у Паррора Рафт заметил рукавицу с когтями, и, наступая, Паррор тихо рычал. Рафту хотелось немедленно покончить с ним, но сейчас важнее было усмирить Пламя. Он замедлил шаг и вытащил из-за пояса предохранитель.
— Паррор! — закричал он в наступившей после громовых раскатов тишине. — Твое устройство не сработает без этого!
Но Паррор уже ничего не слышал, его поглотил а неистовая жажда крови, и бешеная ярость оглушила, ослепила его и почти лишила рассудка. Рафт уже видел его таким, острая сталь его когтей-пальцев полоснула Рафта по лицу. Увернуться он не успел, и из разодранной щеки хлынула кровь. Жгучая боль пронзила все его тело. Предохранитель выпал из рук, и Рафт попытался схватить противника, но тот ловко ускользнул от него. Снова и снова в Рафта вонзались острые когти. Грудь и бок разрывала боль. Он бешено отбивался, но ни один из его ударов не достиг цели.
И вновь прогремели раскаты. Свет разливался все ярче. Восторженно бушуя, Пламя вырывалось на свободу! Огонь накатывал, подступал, вздымался, словно хотел найти обратный путь к своей межзвездной колыбели.
Когти вновь вонзились в Рафта, и ему показалось, что кто-то провел лезвием бритвы по глазу. Полуслепой, с рассеченной до самой кости щекой и разорванным носом, он все же посылал удар за ударом в своего неуловимого врага. Подбежала Джанисса и бросилась между ними.
Паррор сжал кулак и изо всей силы ударил ее в подбородок. Удар отбросил девушку в сторону, и она неподвижно распростерлась на стеклянном полу.
— Твоя наука, Рафт, — прошипел Паррор.
Рафт неистово ругался, чувствуя свое бессилие. О если бы он только мог добраться до этого ухмыляющегося дьявола и сжать пальцы на обросшем шерстью горле.
Невыносимо ярко блеснуло Пламя, и громоподобные раскаты вновь обрушились на пещеру. Только на этот раз рожденный звездами огонь не угасал. Неумолимо и яростно он поднимался все выше и выше, пробуждаясь к жизни, непостижимой для землянина.
И вдруг, к своему удивлению, Рафт понял, что оба его глаза снова видят, боль прошла, а кровь перестала капать. Он увидел изумленное лицо Паррора. Излучение Пламени исцеляло, оно стремительно регенерировало живые ткани и ускоряло жизненные процессы. Рафт услышал, как Крэддок что-то прокричал.
Сквозь грохот раскатов до него долетели только несколько слов. Он посмотрел и увидел его в футах тридцати от себя. Крэддок бежал к устройству Паррора, в его руках блестел знакомый цилиндр предохранителя. Рафт так никогда и не узнал, о чем в ту минуту думал Паррор. Просто он увидел, как человек-кошка, хрипло и яростно вскрикнув, вихрем бросился к Крэддоку. Он успел сделать только один шаг. Только один, и Рафт перехватил его.
Это было непросто. Безумная, свирепая ярость, переполнявшая Паррора, превратила его в дикого зверя, и Рафту предстояло сразиться с ним. В зеленых кровожадных глазах сверкала ненависть.
На гладком полу пещеры, на краю бездны два скорченных, объятых злобой, задыхающихся от ненависти тела сплелись в клубок и покатились по земле.
Пламя поднялось еще выше. От непрерывных раскатов у Рафта гудело в голове, а ослепительный космический свет проникал в самый мозг.
Острые когти снова полоснули Рафта по лицу, но раны мгновенно затянулись. Они рычали, скованные мертвой хваткой друг друга, но в конце концов даже Паррору не хватило силы, чтобы помешать Рафту привстать на колени. На короткий миг для Рафта все исчезло, кроме этих окровавленных когтей. Применив прием дзюдо, он схватил руку Паррора, и в дикой ярости сломал ее. Рафт почувствовал, как Паррор весь обмяк и затих, но лишь на мгновение. Пламя исцеляло не только ткань, но и кость, однако рука Паррора в локте и запястье оставалась неестественно изогнутой. Паррор все равно не сдавался — в ход пошли зубы, ногти и ноги, хотя пальцы Рафта уже крепко вцепились в его горло. Ослепленный своей звериной яростью, и ненавистью Паррор дрался до последнего вздоха, до той самой минуты, когда даже само Пламя не могло уже вернуть к жизни его бездыханное тело.
