А через некоторое время Мюррей Лепски начал приставать к Эрику, выясняя, все ли маэстро сделал так, как его просили. Эрик поначалу просто посылал Мюррея куда подальше, но тот не отставал. И стоило Баху появиться на Минаре, как Лепски тут же вырисовывался на горизонте и снова цеплялся к скульптору. А потом он и вовсе обнаглел и стал требовать, чтобы Эрик вернул ему деньги. Дескать, камень испорчен, так что валяй, возвращай гонорар. Или камень. Интересно, как он узнал, что Эрик разбил камень?..
В общем-то для Эрика не составило бы труда достать обе части камня, но скульптор не привык подчиняться чужим капризам. А требование Лепски он воспринял именно как каприз, и ничего больше. Не все ли равно, весь камень скрыт в "Пришлом боге" или только кусок? Мюррей ведь не объяснил, зачем это нужно, каковы его цели. Ну, и нечего лезть со своей дурью.
И еще Эрика злило то, что Лепски каким-то образом очень быстро узнал, где находится вторая, меньшая часть камня. Когда Мюррей заявил, что скульптор обязан извлечь камень из куклы и либо вернуть Лепски, либо вложить в "Лотос пришлого бога", Эрик от злости не мог работать целую неделю. У него все валилось из рук. И это в тот момент, когда ему заказали группу для культурного центра в созвездии Девы! Да за одно это Мюррея следовало бы разорвать в клочья!
Внезапно Эрик остановился и визгливо захохотал.
Интересно, что скажет этот придурок, когда узнает, что один осколок камня вообще куда-то подевался?! Ха, так ему и надо! Не приставай к гениям с разными глупостями!
Эрик решил, что пора принять успокоительное. Может быть, удастся еще поработать сегодня. Фестиваль как-никак, сейчас с руками оторвут любой хлам, только давай!
Он побежал на кухню, достал из буфета бутылку матросского рома и налил себе полную чайную чашку. Залпом выпив обжигающую отраву, он глотнул воды из-под крана и сосредоточился на своих ощущениях, ожидая, когда лекарство подействует.
Но тут в углу за холодильником что-то шевельнулось.
Эрик стремительно бросился туда - но за холодильником никого не было, кроме старого тощего паука, жившего там с незапамятных времен.
- Ты! - хрипло заорал скульптор. - Ты! Опять ты здесь! Проваливай!
Он поспешно вернулся к буфету, налил еще одну чашку рома и, захлебываясь от торопливости, выпил все до дна. И снова наклонился и сунул голову под кран, чтобы смыть с языка обжигающее лечебное средство.
А когда он выпрямился, то увидел прямо перед собой висящую в воздухе ногу.
Просто ногу. В старом спортивном башмаке с растрепанными шнурками.
- Ты... - простонал Эрик. - Опять ты...
Он размахнулся и врезал по ноге кулаком. Кулак прошел сквозь ногу, как будто она была совершенно лишена материальности, и влепился в стену. Заорав от боли, Эрик выбежал из кухни.
Он спрячется от этой гадости в мастерской.
Но в мастерской его ждал верещащий изо всех сил телефон.
В последнее время Эрик стал побаиваться любых средств личной связи. Он был уверен, что ему может позвонить нога. Или рука.
Но, поскольку нога в данный момент болталась на кухне, а рука вроде бы в последнюю неделю забыла об Эрике, скульптор ответил на звонок.
К несчастью, это оказался Мюррей Лепски.
И уж конечно, это не улучшило настроения Эрика.
- Ну какого хрена тебе надо?! Чего ты все звонишь?! - заорал он, едва узнав голос занудливого приставалы.
- Сам знаешь, - зло прошипел Мюррей. - Отдавай или камень, или деньги.
Конечно, Лепски прекрасно знал, что никаких денег Эрик не вернет. У него их просто не было. Все, что скульптору удавалось заработать, он тратил практически мгновенно. А остальное время жил в долг.
- Ты что, не можешь набрать себе других булыжников? Какого черта ты привязался именно к этому? - Эрик хрипло заржал. - Там внутри никаких бриллиантов не было, точно могу тебе сказать!
- Он мне нужен.
- Вот пока не скажешь, зачем, - и слушать тебя не хочу!
И Эрик швырнул трубку. А потом присосался к бутылке с ромом, как изголодавшийся клещ к лосиной шкуре.
Но легче от этого ему не стало.
Потому что спьяну Эрику стало казаться: хотя в камне Мюррея Лепски бриллиантов и не было, все же в нем таится нечто необычное. Недоброе. Опасное.
Эрик сгреб в кучу валявшиеся на полу подушки и, усевшись перед начатой давным-давно фигурой Великого Мудреца, попытался сосредоточиться. Но в голове скульптора плыл туман, мысли расползались во все стороны, как тараканы, и Эрик никак не мог уловить главного: почему при воспоминании о камне Мюррея у него возникает непонятное тягостное чувство? И наконец скульптор обнаружил, что, глядя на незаконченную фигуру, он думает не о камне, а об Учителе, с которым встретился в далекой юности.
...Тогда Эрику Баху было всего шестнадцать лет, но он уже был чрезвычайно талантливым и чрезвычайно нервным. И уже тогда он метался в поисках неведомо чего. Ему постоянно казалось, что главное, самое нужное и интересное - где-то неподалеку, но почему-то прячется от него. И уже тогда его изредка посещали видения распадающихся форм. Перед его глазами внезапно всплывала путаница ярких светящихся линий, и в линиях, как в паутине, висели руки, ноги, головы незнакомых Эрику людей, хвосты и лапы каких-то животных, крылья и усики гигантских бабочек и жуков... а иногда еще росли синюшные длинноногие поганки и бледные дистрофичные мухоморы. А потом все это начинало деформироваться, теряя очертания, сливаясь в жуткие слизистые комки... и тогда юный Бах впадал в истерику.
Его водили к разным специалистам. Родители крайне тревожились за талантливого сына, но помочь ему оказались не в силах. И тогда они решились на крайнюю меру.
Эрика привезли на Землю, в Дхарма-центр.
Эрик и по сей день видел все это отчетливо и во всех подробностях.
...Он видел безбрежное море зелени. Это был парк, окружавший белое, легкое, словно парящее в воздухе здание Дхарма-центра. Но "летучка" села не в парке, а рядом с ним, и родители объяснили Эрику, что в парк можно войти только пешком. И они долго шагали по тенистым аллеям, мимо поросших ромашками полян, мимо большого озера, в котором, любуясь на собственные отражения, неторопливо плавали белые и черные лебеди...
...А потом он вошел в полутемную комнату, в дальнем конце которой стояла на простом деревянном столике небольшая фигурка Учителя Цзонхавы. Перед фигуркой горела масляная плошка и тлели палочки благовоний. Семь серебряных чашечек с водой выстроились на столике в ряд... и еще там была низкая ваза с букетиком незабудок.
Засмотревшись на Цхонхаву, Эрик не сразу заметил старого монаха в темно-красных одеждах, стоявшего сбоку от двери. Наконец мальчик спохватился и поклонился Учителю. Монах улыбнулся.
