— И ты говоришь об этом, возя краденые смокеры? — удивился Кейд.
— Ну и что с того? Я же не говорю, что мне это нравится. Может, меня по ночам совесть гложет, откуда ты знаешь? Но жить-то надо. Сам я не курю, а если всяким придуркам, рожденным простолюдинами, нравится смолить день и ночь, воображая себя Звездоносными или придворными Императора, моей вины в этом нет. Попробуй такому дятлу сказать, что Император не дозволяет курить. Знаешь, что он тебе ответит? Выкатит на лоб удивленные шары и скажет: «Да-да, я знаю, что это нехорошо, но я пожертвую в Лекторий вдвое против прежнего, и мой грех мне простится». Каково? П-при-дурки, мать их!
Кейд вяло согласился, и на этом диалог завершился. Жулик-моралист переключил внимание на дорогу, а Кейд позволил себе задремать. Он еще не очень хорошо научился разбираться в простых людях, но был уверен, что этот его не выдаст.
На каждой остановке Кейд приоткрывал один глаз, но движение возобновлялось, и он снова погружался в дремоту. Но вот водитель потряс его за плечо, и канонир проснулся. В ветровое стекло можно было разглядеть отрезок залитой солнцем грязной мостовой и массивную дверь в полуподвал, куда спускалась каменная лестница.
Фургончик остановился в проезде между двумя зданиями, таком узком, что не смог бы даже развернуться. Стены без окон достигали высоты трех или четырех этажей и, кроме облупившейся штукатурки, не несли на себе никаких отличительных признаков. Все свободное пространство было засыпано пылью и мусором, и только две протоптанные тропинки вдоль стен служили доказательством того, что здесь живут люди.
Толстяк водитель вышел из машины, поднял сиденье и достал три свертка, упакованные в непрозрачную пластиковую пленку. Закрыл сиденье и выжидательно уставился на пассажира.
— Что, так и будешь сидеть тут весь день? — язвительно осведомился он. Вылазь давай, кому говорят!
Кейд напрягся, но усилием воли заставил себя расслабить мышцы. Он был среди простолюдинов и не мог рассчитывать на иное обращение. Еще один урок, который ему следовало усвоить так же прочно, как воинские навыки, приобретенные в бытность послушником. Как и тогда, от этого зависела вся его будущая жизнь.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Это и есть заведение Канонирши?
— Не узнаешь, что ли?
— Днем оно выглядит как-то по-другому.
Он вылез из фургона и спустился вслед за водителем по ступеням. Толстяк уверенно постучал, и дверь приоткрылась. Кейд сразу узнал круглое мясистое лицо хозяйки. Не обращая внимания на шофера, Канонирша обратилась прямо к нему.
— Питейный зал откроется с заходом солнца, незнакомец. Вот тогда буду рада тебя видеть, — сказала она хриплым басом.
— А я думал, ты его знаешь, — удивился толстяк. — Кореша сказали, что он домушник, хоть и лох порядочный.
Изрядно потускневшие водянисто-голубые глазки хозяйки неторопливо переместились с лица канонира на его пеструю куртку, цветастые полосатые штаны и рваные сандалии, которые тот вынужден был оставить на ногах, так как башмаки мордоворота оказались слишком малы. Закончив осмотр, Канонирша опять уставилась ему в лицо.
— Может быть, и знаю, — сказала она наконец. — Вроде бы видела как-то его личность.
— Видела, видела, — поспешно подтвердил Кейд и добавил, озаренный внезапным вдохновением: — В прошлый раз, когда я здесь был, одна из здешних девиц прикарманила мой бумажник.
Вот теперь Канонирша действительно его вспомнила.
— Что ты мелешь, парень? — не очень натурально возмутилась она. — Та девка, с которой ты сидел, не имеет к моему заведению никакого отношения!
Водитель заметно заскучал.
— Хорош лаяться, — вмешался он. — Я и так опаздываю. Отпусти сначала меня, а потом хоть глотки рвите друг дружке.
Канонирша поняла намек и приоткрыла дверь чуть шире.
— А ты подожди здесь, — сказала она Кейду и увела шофера в соседнюю комнату.
Канонир с любопытством осмотрелся. Очевидно, здесь располагалась кухня. Он немного побродил по помещению, ни к чему не притрагиваясь, но с интересом разглядывая стеллажи с незнакомыми продуктами и различное оборудование. Огромные пищеблоки Соборных Домов, где Кейд провел сотни часов, отбывая положенные наряды во время послушничества, имели с этим местом не больше общего, чем спальный мешок воина Ордена с роскошным ложем леди Майи. Единственным предметом, который он смог с уверенностью опознать, была большая микроволновая печь, встроенная в стену. Точно такая же, только раз в пять побольше, служила в пищеблоке для приготовления мясных блюд на ужин. Но на этом сходство заканчивалось. Сквозь прозрачные двери холодильника виднелись не аккуратные ряды различных полуфабрикатов, каждому виду которых соответствовало свое отделение, а сплошная мешанина из замороженных бифштексов, птичьих тушек, колбас, рыбы, морских продуктов и прочего. В противоположной стене был другой холодильник, в котором хранились только фрукты. Кейд никогда не подозревал, что на свете существует столько их разновидностей. Впрочем, к фруктам он с детства относился прохладно, а став братом Ордена, пришел к убеждению, что есть эти малопитательные, липкие и чересчур сладкие лакомства могут только эстетствующие дегенераты, настоящему же мужчине это никоим образом не подобает.
Узнал он, после некоторых колебаний, и еще одну вещь, предназначенную для приготовления и подогревания питательной каши из концентратов основного питания братьев Ордена во всех без исключения Соборных Домах. Но там для этой цели служили огромные, до блеска надраенные котлы с мощными смесителями, тогда-как здесь, на самой верхней полке, до которой и дотянуться было невозможно, притулился старый, обшарпанный котелок, размером чуть больше чайника. Созерцая этого уродца, Кейд пришел к выводу, что среди посетителей Мадам Канонирши каша из концентратов почему-то не пользуется популярностью.
На многочисленных стеллажах и полках вдоль стен были расставлены или разложены сотни больших и маленьких коробок и пакетов в броской, разноцветной упаковке. В больших шкафах хранились десятки незнакомых агрегатов, с помощью которых все это, наверное, смешивалось, взбивалось, запекалось, варилось и жарилось. Но больше всего поразил канонира царящий на кухне живописный беспорядок, придающий ей, как ни странно, исключительно функциональный и уютный вид. Ему даже взгрустнулось при воспоминании о том, как тепло и уютно было на кухне в их доме, когда мать готовила, а он тихо играл в уголке.
И вообще, в последнее время его что-то уж слишком часто стали навещать воспоминания детства, с которыми, как привык считать Кейд, он навсегда расстался при посвящении в воины. Он вдруг с тревогой осознал, что больше не ощущает себя частицей Ордена. Ежедневный ритуал, который он всегда полагал столь же неотъемлемой и необходимой составной частью существования, как дыхание, внезапно оказался не таким уж обязательным, а временами — когда он о нем вспоминал — выглядел просто глупо. Конечно, он еще не так глубоко скатился в пропасть, чтобы опытный наставник-корректор… Вопрос только в том, хочет ли он, чтобы кто-то корректировал его психику? Разумеется, он всей душой жаждет вернуться в Орден и к своим обязанностям, вот только отец бомбардир…
