— Что с Кэтрин? — почти беззвучно произнесли бледные губы.
— Основатель забрал ее, и мы не знаем, где они сейчас… Но предполагаем, для чего она нужна ему.
Холодные пальцы вилиссы сильнее стиснули руку колдуна, и она произнесла с видимым трудом, но уже чуть громче:
— То, от чего отказался ты…
Кристоф утвердительно наклонил голову:
— Атум нуждается в некроманте, который проведет его в наш мир. Он просил у меня помощи в уничтожении гин-чи-най, а я отказал ему. Теперь попытается добиться содействия Кэтрин силой. Или попробует обмануть.
— Она будет сопротивляться. — В голосе Доны прозвучала горечь.
— Но в конце концов сломается. И как только это произойдет, мы сразу же узнаем.
Дона знала, что случится, когда разрушится преграда между пространством кадаверциан и реальностью, понимала, что избежать этого вряд ли возможно. Однако все же спросила:
— Мы можем что-нибудь сделать? Хотя бы попытаться найти Кэтрин? Помочь ей?
Кристоф выпустил руку вилиссы, поднялся и сказал:
— Мы попытаемся помочь ей, когда она и Основатель окажутся в мире некромантов. В этой реальности мы бессильны перед ним. Так что пока остается только ждать. — Он наклонился и поцеловал девушку в лоб. — Отдыхай. Я зайду к тебе позже.
Она кивнула, закрывая глаза.
Колдун вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь и снова ощутил, как со всех сторон сначала незаметно, а затем все сильнее и настойчивее его начинают обтекать волны чужой силы. Даханавар, вьесчи, яркий проблеск лугата, в первый миг кажущийся незнакомым, фэриартос, нахтцеррет… А если как следует погрузиться в переплетение эманаций, излучаемых кровными братьями, можно почувствовать и одного из стаи вриколакосов, и единственный жгучий огонь асимана.
Северная резиденция стала убежищем для всех. Последний выпад Основателя, направленный на кадаверциан, окончательно дал понять вампирам, что пришло время скрываться и больше нельзя надеяться на свое могущество. Оно перестало быть безграничным.
К счастью, замок действительно оказался огромен — шесть этажей над землей, внушительные подземные галереи, переходы и пещеры… Полутемные коридоры с высокими потолками выводили в огромные залы, каменные стены которых были завешаны старинными гобеленами или украшены странными многофигурными барельефами. Кое-где стояла величественная и неудобная мебель из черного дерева — кресла с высокими спинками, резные скамьи и высокие шкафы с вычурными башенками по бокам.
Жилые помещения, правда, выглядели не самыми уютными — сырость, клочья паутины и застоявшийся запах запустения не создавали ощущения роскоши. В широких пастях каминов лежал мусор, хрустальные люстры потускнели от грязи, от постелей при неловком прикосновении взлетали облака пыли. Некоторые комнаты привели в порядок, но в них тоже все еще чувствовалась холодная затхлость.
Впрочем, большинство кровных братьев надеялись, что неудобства, вызванные соседством с другими семьями, временные, и после изгнания Основателя они смогут вернуться в свои прежние резиденции.
Чтобы спуститься по лестнице, Кристоф вышел в холл и, кроме Лориана, терпеливо ожидавшего вестей о самочувствии вилиссы, увидел Миклоша, с удобством расположившегося в кресле у камина. Можно было предположить, что нахттотера также интересовало здоровье Доны, хотя он и делал вид, будто всего лишь решил погреться у огня. Но что самое удивительное — неподалеку от тхорнисха сидела Паула с открытым блокнотом на коленях и что-то сосредоточенно рисовала. Она подняла голову, почувствовав приближение кадаверциана, рассеянно улыбнулась ему и снова погрузилась в работу.
Лориан тоже приподнялся навстречу мастеру Смерти, но не успел задать ни одного вопроса.
— Доброй ночи, Крис, — сказал Бальза, отрываясь от книги, которую увлеченно читал, и изрек с глубокомысленным видом: — Крепко же тебя зацепило.
Некромант молча взглянул на него, ожидая продолжения.
— Прекрасная женщина, к тому же блондинка, одна в спальне, явно нуждается в твоем обществе. А ты расхаживаешь здесь… Все еще не можешь забыть Флору? — с участливым видом поинтересовался он.
— Также, как ты не можешь забыть Хранью, — невозмутимо отозвался кадаверциан.
— Можно попросить тебя выражаться яснее? — потребовал Миклош, захлопнув книгу.
— Ты по-прежнему любишь ее. А она — тебя. Но все, касающееся нахтцеррет, приобретает извращенные формы. Даже любовь. Поэтому как бы вы ни пытались перегрызть друг другу горло, оба скучаете. И каждый из вас чувствует себя одиноко без другого.
— Что за чушь ты несешь! — нервно рассмеялся Миклош. — Я, безусловно, понимаю, что все кадаверциан помешаны на родственных отношениях, но не надо приплетать к этому меня.
Мастер Смерти промолчал, а тхорнисх, сообразив, что не стоит дальше распространяться о родственных чувствах кадаверциан, сменил тему:
— Похоже, наши доблестные даханавар потеряли Витторию. Фелиция не говорила тебе, где она может скрываться?
— В убежище ревенанта, — пожала плечами Паула, не поднимая взгляда от рисунка. — Это древнее укрепление в центре Рима…
— Я знаю, что представляет из себя убежище ревенанта, — нетерпеливо перебил ее Миклош. — Его строили тхорнисхи.
— Его строили фэриартос, — заметила фэри, тщательно заштриховывая часть изображения, — а тхорнисхи всего лишь нас охраняли.
— Я пытался позвонить ей, — сказал Лориан, вопросительно глядя на Кристофа. — Но телефон уже давно вне зоны доступа.
Нахттотер пожал плечами, выражая таким образом сомнение в ценности подобного сообщения. А Паула вдруг с треском выдрала лист из блокнота, скомкала его и бросила в огонь.
— Нет, Миклош, ничего не получится, — сказала она устало. — Я не могу создать настолько сильное искажение, чтобы оно избавило тебя от влияния вашего кинжала.
— Ты смогла навести проклятие на Йохана, — хмуро отозвался нахттотер, окончательно теряя интерес к вопросу о поисках ревенанта. — И оно было таким сильным, что я даже не почувствовал его.
— Жало — очень мощный артефакт, — возразила девушка. — Боюсь, никто из фэриартос не сможет помочь тебе.
— Скорее не захочет, — буркнул тхорнисх. — А ты у меня в долгу. Кто спас тебя от Основателя, вытащив из «Лунной крепости»? Так что продолжай трудиться.
Кристоф вдруг подумал, что скорее всего Бальза и не надеялся на избавление от воздействия. Но ему доставляло удовольствие тиранить Паулу, заставляя ее работать на себя.
