Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя

– Вы полагаете, там тоже опасно? – с некоторым беспокойством спросил Граве.

– Полагаю, тот выход известен не только мне. Итак, плыть придется, а разводить потом костер для просушки – потеря времени, да и небезопасно.

– Вы считаете, все настолько серьезно? – спросил Граве.

– Я знаю только, что меня хотели подстрелить, – сказал Милов, – и для меня этого достаточно. Итак, решено?

– Так или иначе все вымокнет, – сказала Ева.

– Плывя, держите одежду над головой.

– Давно так не пробовала.

– Ну, отдадите мне, – сказал Милов. – Верну сухой.

– Вы крайне любезны, – сказала Ева. – Ведите нас, пещерный лев.

– Вы хотели сказать – пещерный человек, – поправил Граве.

– Хотела то, что сказала. Не придирайтесь.

– Но вы же его даже не видели, – сказал Граве, видимо, все еще колеблясь: купание, кажется, его не прельщало. – Откуда же вы знаете, что он похож на льва?

– Нам придется, – предупредил Милов, – миновать тот вход, которым воспользовался я. – Он знал, что обходного пути нет: схема ходов в окрестностях Центра была крепко запечатлена в его профессиональной памяти. – Так что никакого шума. Я иду первым, вы, Ева, кладете руку мне на плечо, а господин Граве замыкает – точно так же.

Он ощутил, как легкая ладонь легла на его плечо.

– Тронулись!

Они шагали молча, стараясь ступать в ногу. Ева сняла туфли и несла их в руке: острые каблуки тонули в песке, ноги сразу промокли.

«Одно приключение вместо другого, – думала она, ощущая под пальцами твердое плечо. – Хороший свитер, надеюсь, он не какой-нибудь дикой расцветки, хотя от русских, говорят, можно ожидать чего угодно – и прекрасного вкуса, и самого дурного… Напрасно я не надела кроссовки – с брюками вполне уместно… Правда, их снимать труднее. – Тут ее мысли пошли в другом направлении. – А мой соблазнитель! – она не удержалась и фыркнула, подавляя смех. – Бедный котик: мышка уже в углу, загнана, он и коготь выпустил – и вдруг вламываются и портят всю охоту… Но уж тут он повел себя молодцом… Странно и ужасно: еще днем мы жили в цивилизованном мире, пусть не таком зеленом и душистом, как некогда, но все же… Да, мир… В нем прежде всего страдают дети. Я недолюбливала Растабелла, слишком уж он фанатичен и ограничен, хотя и талантлив, конечно, – а теперь мне его жаль. Бедная девочка… Растабелл теперь, наверное, и вовсе перестанет сдерживаться, а ведь за ним идут люди, его даже правительство побаивается. У нас такая администрация не продержалась бы и месяца, все потребовали бы импичмента, а тут… Все-таки в Европе очень много несовременного. Кстати, я ему так и не позвонила. С телефоном никогда такого не случалось. Что-то произошло в столице? Или здесь, в городе? Этот город – как теневая столица: здесь живет Растабелл и еще многие из его компании, этот странный Мещерски, и другие… Лестер давно дружит с Мещерски, у них, по-моему, какие-то общие дела. Лестер… Слишком много секретов завелось у него в последние два года, и это не бабы – все его налеты на баб мне были известны едва ли не заранее; нет, тут другое – я думаю, он…»

Мысли прервались, когда она услышала тихое: «Тсс… стоп». Милов остановился, остальные – тоже, но рука женщины оставалась на его плече, он снял ее пальцы осторожно, почти ласково. Повернув голову, едва уловимо выдохнул:

– Обоим – лечь, только тихо… Скажу – бегите, как на сотке, свернете в первый ход направо – там я вас догоню…

Помедлил еще секунду и бесшумно двинулся дальше. Выход, тот самый, его, чуть серел в кромешной тьме пещерного хода, и более светлым пятном выделялась часть стенки напротив. Было и снаружи темно: новолуние.

«Лицо, – подумал Милов, – лицо светлое, остального им не различить. Ползком? Опасно: кто-то может сидеть у самого проема – незачем подставлять ему спину… – Он все же опустился на живот, подобрался, без единого шороха подполз к выходу – сейчас дверь была распахнута настежь, значит, стерегли, иначе заперли бы. – Что делать? Ладно, я-то проползу, но те двое – нет, не имею права…»

Решившись, он коротко кашлянул – и в ту же секунду ударили выстрелы, пули врезались в стенку хода. Охотники не ушли. У них хватило терпения.

«Неосторожно мы там разговаривали, – подумал Милов, – громко и долго, и я хорош – потерял ощущение реальности. Так что эти знали, что я возвращаюсь, лишь на долю секунды не хватило у них выдержки – начали стрелять, не дожидаясь, пока голова возникнет в проеме, на сером фоне. Странно все же, кого они против меня послали: профессионалы уже раза два подловили бы. Интересно, что у них тут вообще происходит? Меня об этом не предупреждали. Ну ладно, еще поиграем…»

Он не двигался с места, вслушиваясь в шорохи снаружи: там стрелявшие меняли места, хруст их башмаков по гравию был отчетливо слышен. Опершись локтями, Милов медленно изготовился, зная, что сейчас один окажется в поле зрения: снаружи казалось, верно, что в ночи их не увидеть, они не понимали, что по сравнению с непроглядностью пещеры ночная темнота была едва ли не ясным днем. Черное появилось: Милов нажал на спуск. Человек снаружи вскрикнул и упал. Снова заскрипел гравий и застучали выстрелы, но Милов лежал сейчас в мертвой зоне: чтобы убить его, надо было подойти вплотную к двери и вскочить в ход, но на это никто не отваживался.

«Да, странных людей они послали, – подумал он, – хотя и знают, что я ухватился за цепочку…»

Нервная пальба заглохла, когда Милов снял еще одного, засевшего в отдалении – выстрелил по вспышке. Наступила пауза, и тогда он негромко скомандовал своим:

– Ну, бегом!

Он знал, что у них сейчас было несколько секунд времени: находившиеся снаружи чуть отступили, решая, какую теперь применить тактику, и можно стало промелькнуть мимо хода. А вот ему самому придется еще выждать и отступать медленно: наверняка те сейчас все-таки решатся вскочить и стрелять в упор… Граве протопал мимо, Ева тоже – и вдруг остановилась прямо перед ним, подставляясь под пули, упала на колени – и он почувствовал прикосновение губ; поцелуй пришелся в висок.

– С ума сошла! – сдавленно крикнул он. – Дура! – забывшись, выругал он по-русски. Но она уже вскочила, кинулась дальше, и выстрелы извне опоздали на долю секунды.

«Сумасшедшая девка, – подумал Милов с невольным одобрением, хотя и зол был на нее сейчас. – Ну, можно и самому…» – И снова замер: судя по звукам, двое подкрадывались к выходу с разных сторон, держась вплотную к склону, в котором был выход – чтобы не подставиться. Те замерли у самого проема – он слышал их дыхание. Прошла секунда, другая, десятая – тогда Милов шумно вскочил, затопал ногами, оставаясь на месте. И мгновенно один из затаившихся влетел в ход, чтобы ударить в спину убегающему. Милов свалил его – в упор, наповал. И выметнулся наружу, и прикончил последнего, не дав ему опомниться.

«Самооборона», – подумал он, представив, как ему потом достанется за лихую стрельбу, если удастся выкрутиться живым, конечно. А нет – что же, никто особенно не пожалеет, Аллочка уже замужем, только коллеги разве что…

Ну, что сейчас снаружи – может быть, здесь и выйти, путь-то расчищен…

Он замер на секунду – и выстрелы снова прозвучали, хотя и с дистанции: видимо, заслышав перепалку, сюда начали стягиваться и какие-то другие люди. Милов подхватил пистолет свалившегося у входа – плоский браунинг, оружие непрофессиональное; подскочил к первому убитому – у того был винтовочный обрез, и вовсе ненужный, зато у лежавшего в пещере оказался армейский пистолет.

«Странно, – подумал Милов, – ни одного автомата; нет, как-то не так все происходит, непривычно, любительство какое-то, а меня ведь ориентировали на специалистов… Да, надо как-то разобраться в этой обстановке, а то, может быть, я вовсе не в свое дело ввязался?..» – Но больше думать было некогда, и Милов побежал вдогонку своим. Надо было правым ходом пробираться к реке, пока те еще не принялись травить всерьез. Спасение было в скорости, и он припустил так, что снова противно застучало в голове.

Двое ждали его, как и было условлено. Он подошел к ним, как умел, бесшумно. Те приглушенно разговаривали.

– Чужой человек, – говорил Граве, – по-моему, не заслуживает доверия. Не будь он еще русским… Не надо ждать его, я надеюсь, мы и сами тут выберемся, я сделаю все, чтобы вы вернулись домой, к мужу, целой и невредимой.

Милов застыл: интересно было, что прозвучит в ответ.

– Подите вы к черту, Граве, – ответила женщина спокойно, – мы ведь не по схеме компьютера пробираемся, там я бы вам доверилась… Да и все равно: своих не бросают. Вы стойте тут, а я вернусь: может быть, его ранили…

– Может быть, убили, – ответил в свою очередь Граве, – и вы попадете прямо в руки этим…

– Чем это здесь пахнет? – спросила Ева. Милов невольно принюхался: и в самом деле, воздух здесь был немного другим, отдавал чем-то этаким – не бензином, не кислотой, но что-то было в нем постороннее.