— Опаздываешь, — брюзгливо приветствовал он физика. — Сколько можно тебя ждать!
— Могли бы и не ждать, — огрызнулся Марат. — Там работа для монтера и механика.
— Инструкция требует, чтобы рядом стоял физик, — отрезал Стефан.
— Требует — постоим.
Продолжая ворчать, Мошняк усадил гостя в пассажирскую кабинку — точную копию тех, которыми пользовались орбитальники в Гермессионе. Наземный город с его жилыми секторами, заводами и шахтами раскинулся на многие километры, так что без транспорта Марату пришлось бы не меньше часа плутать по лабиринтам тоннелей, коридоров, шлюзов и лестниц.
— Как там, на Земле? — осведомился Стефан.
— Если привыкнуть и если есть деньги, то неплохо.
— Если привыкнуть и если есть деньги, то везде неплохо, — проворчал Мошняк.
— Там лучше.
— Вот об этом-то я тебя и спрашивал.
Понять его было нетрудно. Жизнь на Гермессионе ухудшалась с каждым годом. Механизмы старели, вода и воздух становились все грязнее, синтезаторы выдавали продукты пониженного качества, да и прочие предметы первой, второй и остальных необходимостей не отвечали даже урезанным требованиям. Орбитальники и наземники часто болели, чуть ли не четверть детей рождалась с уродствами, средний срок жизни опустился ниже шестидесяти.
Привилегированная прослойка, включая Ирсанова и того же Мошняка, кое-как перебивалась, расходуя большую часть заработков на продукты земного и лунного производства, но нижние уровни местного социума неуклонно погружались в ад. Восемь лет назад, в две тысячи сто четвертом году, мятеж плебса едва не закончился тотальной резней. В тот раз Правление кое-как выкрутилось, уволив несколько крупных чиновников. При этом десятка три народных вожаков бросили в тюрьму или прикончили в темных закоулках. Голубович даже пожертвовал частью доходов, закупив на Луне пару килотонн отборного провианта, так что с полгода Гермессион жил почти по-человечески, но потом снова стало плохо.
Из-за конкуренции других космических предприятий цены на сырье, а вместе с ними и доходы от эксперта, неуклонно падали. Народ нищал, но верхушка не желала сдерживать свои растущие аппетиты. От нового взрыва спасала только свирепость СБ и полиции, жестоко пресекавших любые вспышки недовольства.
Бригада монтажников во главе с разгильдяем Живорадом Коди уже разобрала дряхлый LaserBlade-20FW9 и деловито меняла прогоревшую камеру сгорания на блок, который Марат привез с Земли. Одновременно электронщики устанавливали новые приборы контроля и заменяли резонатор.
— А для акустической пушки запчасти есть? — осведомился Стефан.
— Пришлют со следующим кораблем.
За пределами города куполов Гермессион построил на Венере четыре шахты. На некоторых дальних месторождениях горную породу ломали не лазерными лучами, а мощными волнами ультразвука, и эти генераторы тоже держались на честном слове. Если вовремя не заменить изношенные узлы, добыча руды может внезапно прерваться и тогда — конец всему.
Именно поэтому и летал в командировку Марат Ирсанов. Многие детали для лазеров и акустических пушек приходилось возить с Земли, всякий раз выпрашивая лицензию на закупку, доказывая, что техника будет использоваться лишь для производственных нужд. Власти старой планеты при молчаливом согласии Великих Гостей строго следили, чтобы внешние колонии не обзавелись слишком мощным оружием.
Теперь Марат от всей души надеялся, что не его пошлют в Западную шахту монтировать генератор ультразвука. На дальние объекты можно было добраться лишь по поверхности, совершив многочасовое путешествие в танке-черепахе. Наземники кое-как привыкли к таким поездкам, но ему, коренному орбитальнику, было просто страшно.
— Готова камера, — доложил Живорад. — Можно бабахнуть.
Люди поспешно переместились в соседний отсек и задраили люк. Марат подошел к пульту контроля, операторы сделали сосредоточенные лица, а Стефан нажал пусковую клавишу. Форсунки заполнили камеру сгорания распыленной горючей жидкостью, электрическая искра подожгла смесь, резонатор превратил вспышку пламени в поток фотонов. Импульс ударил вдоль штрека, дробя рудную жилу.
— Подкрути фокус, — потребовал Ирсанов. — Луч слишком широкий.
С шестой попытки конус луча вошел в нужные параметры, и лазер перевели на режим непрерывного излучения. Заработали ковши, выгребая измельченную породу. Вагонетки увозили добытое на космодром, наполняя рудой трюмы баржи, которая доставит сырье на орбитальный завод. Там, в невесомости, невзрачные камни превратятся в слитки редкоземельных материалов высокой очистки — германий, европий, рубидий, неодим.
Кроме того, в Северной шахте добывали урановую руду, в Западной — иридий, платину и осмий, в Восточной и Южной — минерал итербий, богатый редкоземельными элементами. Еще лет тридцать назад Гермессион процветал, экспортируя свою продукцию на Землю и Старшие Миры. Увы, цены резко упали, когда началась разработка более рентабельных месторождений на Марсе, Ганимеде и астероидах.
Между тем LaserBlade неутомимо посылал в породу импульс за импульсом, и роботы увозили на космодром заполненные рудой контейнеры. Стефан удовлетворенно изрек:
— Хороший темп набрали… — Он подмигнул, потирая руки. — Сразу вернешься к своей науке или отметим удачный ремонт?
— Наука подождет, — заявил Ирсанов. — Ерундой наша лаборатория занимается. Никому это не нужно.
— Не прибедняйся. — Мошняк покривился. — А кто открыл эффект Ирсанова?
— Не я его открыл, — мрачно буркнул Марат. — И не я объясню… Веди в банкетный зал.
Покинув шахту, он снял скафандр, который автоматически сложился в удобную для транспортировки форму. Ухватив бесценное изделие за оставшуюся снаружи скобу поясного крепления, Марат двинулся к лифту. О том, чтобы оставить скафандр где-нибудь в уголке, не могло быть и речи — сразу сопрут и следов не найдешь.
Нравы в орбитальном комплексе и его наземных филиалах сформировались еще те — куда там гиенам с шакалами. Звери хотя бы доносы друг на друга не пишут.
Угощение было незамысловатое, но добротное: соки из оранжерейных цитрусов, самогон из них же и копченая синтетическая свинина умеренной жирности. Выпив и закусив, инженеры, физики и монтажная братва повеселели, принялись травить похабные анекдоты.
Быстро хмелевший алкаш Стефан Мошняк заплетающимся языком стал прикалываться в обычной для него идиотской манере. Дескать, Ирсанов, побывав на Земле, наверняка продался тамошним спецслужбам, и вдобавок его жена уже знает, как он в отлучке развратничал, так что сварливая баба сегодня же изобьет изменника до полусмерти, а потом кастрирует.
Шутки такого рода высоко ценились и были встречены одобрительным гоготом. Немало способствовала общему веселью и тихая зависть к физику, коему посчастливилось побывать на Земле.
У объекта обидных насмешек немедленно появилось почти неодолимое желание врезать пьяной скотине. Желание сделалось еще сильней, когда Мошняк выдал очередной пассаж:
— Мы хоть люди простые, теорий ваших не разумеем, но за приборами следим. Увидим, что цифирки скачут — радуемся. Все-таки наш человечек, пусть и орбитальник, открыл этот эффект.
— И сильно скачут? — машинально переспросил Марат.
По наивности он рассчитывал, что речь идет о давних делах, но Мошняк беззаботно поведал: мол, с утра был скачок совсем слабый, а недавно, перед самым приездом дармоедов-орбитальников, параметры устроили настоящую пляску.
Не сдержавшись, Марат раскричался, высказав немалую часть того, что думал о Мошняке и его отупевших алкоголиках-подчиненных. Обруганные наземники даже протрезвели и почти оскорбились, потому как некоторые слова показались им незнакомыми.
— Чего орешь? — вызывающе осведомился Стефан. — Нормальное же дело. Считай, каждую неделю случается.
Проигнорировав вопрос, Ирсанов потребовал показать записи. Ворча и огрызаясь, его отвели в диспетчерскую, не без труда разбудили дежурного и вывели на экран информацию о колебаниях гравитации. Увидев результаты, Марат аж застонал. Все обстояло намного хуже, чем он опасался. С прошлой ночи приборы зафиксировали четыре четкие флуктуации, причем амплитуда нарастала в точности по каноническому графику.
— Если в течение часа произойдет новый скачок, то за ним последует вспышка охренелой силы, — сухо сообщил Марат.
— Пошел ты, — отмахнулся Стефан. — С чего бы вдруг?
Снова захотелось побить скотину, чего Мошняк давно заслуживал. Жаль только, здоров был гад — сам поколотить может.
— Короче, — голос Ирсанова сделался официальным. — Когда это случится, я должен быть рядом с очень мощным антигравом, чтобы зафиксировать все колебания.
