– Не будь идиотом, – отвечает Проныра. – Он согласен.
– Верно, – подтверждает Ахилл. – Я согласен. План хорош.
– Убей его, – стоит Боб на своем. – Если ты его не убьешь, он убьет тебя.
– И ты позволяешь этому ходячему дерьмецу портить воздух? – говорит Ахилл.
– Вопрос простой: твоя жизнь или его, – не отстает Боб. – Убей его и подыщи другого.
– У другого не будет хромой ноги, – убеждает Ахилл. – Другой не будет в вас нуждаться. А мне вы нужны. Я согласен. Я тот, кто вам нужен. В этом есть смысл.
Возможно, предостережение Боба все же дошло до Проныры. Она колеблется.
– А тебе не кажется, что потом тебе будет западло возиться с кучей малышни? В твоей-то банде?
– Это твоя банда, а не моя, – отвечает Ахилл.
«Лжец, – думает Боб. – Неужели она не видит, что он все время врет?»
– А для меня, – продолжал Ахилл, – это семья. Они мои младшие братишки и сестренки. И я обязан заботиться о своей семье, не так ли?
И тут Боб понял, что Ахилл выиграл. Он крутой старший, но он назвал этих малышей своими братьями и сестрами. В их глазах Боб увидел голод. Не обычный голод, вызванный пустым желудком, а глубинную голодную тоску по семье и любви, по ласке и родным. Кое-что из этого малыши обрели в банде Проныры, но Ахилл пообещал им гораздо больше. Он побил козырную карту Проныры. Теперь убивать его уже нельзя.
Убивать его было слишком поздно, но на какое-то мгновение Бобу показалось, что Проныра все же решила прикончить Ахилла. И ей бы хватило дурости. Она уже подняла свой шлакоблок, готовясь обрушить его на голову старшего.
– Нет, – сказал Боб. – Нельзя. Теперь он член семьи.
Она опустила камень на уровень живота. Медленно повернулась и уставилась на Боба.
– А ты убирайся отсюда! – рявкнула она. – Ты вообще не из наших. И ничего тебе тут не светит.
– Нет, – возразил Ахилл. – Прогонишь его – тебе и меня придется убить.
О, прозвучало это очень смело. Но Боб знал, что храбростью Ахилл не отличается. Зато он весьма хитер. Он уже победил. И то обстоятельство, что Ахилл все еще валяется на земле, а Проныра держит камень, ровно ничего не значит. С Пронырой покончено. Очень скоро это поймут и другие, а не только Боб и Ахилл. А сейчас идет проверка, кто же здесь реальный хозяин, и эту проверку Ахилл намерен тоже выиграть.
– Этот малец, может, и не член твоей банды, но он член моей семьи. И ты не имеешь права говорить моему братишке, чтобы он убирался прочь.
Проныра замешкалась. На мгновение. А потом еще на мгновение. Этого хватило, чтобы все решилось.
Ахилл сел. Потрогал свои ссадины. Погладил шишки. С шутовским восхищением оглядел ребят, только что швырявших в него камни.
– Ну вы и сукины дети!
Они опасливо захихикали. Они причинили ему боль, и теперь он причинит боль им?
– Не бойтесь, – сказал Ахилл. – Вы просто показали мне, на что способны. Нам ведь придется расправиться еще с парой-другой старших, и вы это знаете. И мне нужно было понять, справитесь ли вы с этим. Молодцы! Вот тебя как звать?
Обращаясь к каждому по очереди, Ахилл узнавал имена, запоминал их, а если пропускал кого-то, то долго извинялся, делая вид, что очень старается все запомнить. Пятнадцать минут спустя все уже были в него влюблены.
«Если он способен на такое, – думал Боб, – если он так легко добивается людской любви, почему он не использовал это раньше?»
Потому что эти маленькие дурачки смотрят на силу снизу вверх. А люди, которые стоят выше тебя, – они никогда не будут делиться с тобой своей властью. Что толку заглядываться на них? Они тебе все равно ничего не дадут. Зато люди, которые стоят ниже тебя, если ты подаришь им надежду, сделаешь вид, что уважаешь их, – они в ответ подарят тебе силу, причем охотно, ибо им невдомек, что она у них есть.
Пошатываясь, Ахилл поднялся; видно, его хромой ноге сильно досталось. Все расступились, давая ему место. Если бы он захотел, то мог бы уйти. Уйти и не вернуться. Или вернуться сюда еще с несколькими старшими и жестоко наказать обидчиков. Он постоял, а потом сунул руку в карман и вынул оттуда удивительную вещь. Изюм. Целую пригоршню изюмин. Дети смотрели на протянутую руку так, будто прямо посреди ладони у него вырос ноготь.
– Сначала самым маленьким братишкам и сестренкам, – сказал Ахилл. – Ну-ка, самый маленький, выходи! – Поглядев на Боба, он добавил: – Ты!
– Нет, не он, – пискнул мальчишка, который был лишь чуточку больше Боба. – Мы его даже не знаем.
– Это ведь Боб… Это ведь он хотел убить тебя, – добавил другой.
– Боб, – сказал Ахилл, – но ведь ты всего-навсего хотел стать членом моей семьи, верно?
– Да, – отозвался Боб.
– Хочешь изюма?
Тот кивнул.
– Тогда ты первый. Это ведь ты свел нас всех вместе?
Ахилл или убьет его, или не убьет. В данный момент значение имел только изюм. Боб взял изюмину. Положил ее в рот. Он не стал ее грызть. Просто дал слюне размягчить ягоду и долго наслаждался ее вкусом.
– Знаешь, – сказал ему Ахилл, – сколько ни держи изюм во рту, обратно виноградом он не станет.
– А виноград – это что?
Увидев, что Боб так и не решается прожевать изюмину, Ахилл рассмеялся. А потом стал раздавать изюм остальным. Проныра никогда не угощала их столь щедро – просто потому, что у нее самой ничего не было. Но малышня-то этого не понимала. Проныра кормила их всяким мусором, думали они, а Ахилл угощает сладким изюмом. Они думали так не со зла – просто потому, что были маленькими и глупыми.
– Я знаю, что вы весьма тщательно обследовали наш район и, полагаю, почти покончили с Роттердамом, но в последнее время, то есть уже после вашего отъезда, тут кое-что начало происходить… Не знаю, важно ли это… Даже не знаю, следовало ли мне звонить…
– Говорите, я слушаю.
– Видите ли, драки в очереди за едой совсем не редкость. Мы стараемся их предотвращать, но у нас так мало добровольцев, да и те заняты поддержанием порядка в самой столовой… ну и еще, конечно, раздачей еды. Нам известно, что дети поменьше не могут получить даже место в очереди, так как старшие их оттуда вышвыривают. И если нам как-то удается справиться с хулиганами в самом помещении столовой и впустить малышей внутрь, то потом на выходе старшие их избивают и больше мы этих маленьких никогда не видим. Ужасно, не правда ли?
– Выживают лишь наиболее приспособленные.
– Или самые жестокие. А ведь считают, что цивилизованность должна прогрессировать.
– Так это вы цивилизуетесь, а они – нет.
– Ну вот, кое-что изменилось. Внезапно. Буквально за последние дни. Понятия не имею почему. Но я… Вы говорили, что если появится что-то необычное, кто бы за этим ни стоял… Так вот, даже не знаю… А не может ли цивилизованность возникнуть сама собой – среди этих детей, живущих в городских джунглях?
– Именно в таких трущобах и зарождаются ростки цивилизации. Впрочем, мои дела в Делфте завершены. Здесь никого не нашлось. И от местных столовок меня уже тошнит.
Следующие несколько недель Боб держался тише воды ниже травы. Предложить ему было нечего – его лучший план находился теперь в чужих руках. И Боб знал: благодарность – вещь крайне непрочная. Он мал, ест совсем немного, но если он начнет постоянно возникать и путаться под ногами, будет раздражать остальных своей болтовней, то вскоре его станут лишать еды – уже не ради забавы, а в надежде, что он или умрет, или уберется куда-нибудь подальше.
Боб чувствовал, что глаза Ахилла все чаще и чаще останавливаются на нем. Что ж, если Ахилл его убьет, так тому и быть. Все равно его от смерти отделяют каких-нибудь двое суток. Значит, план не сработал, а поскольку других идей у него не было, не так уж и важно, что из этого плана ничего хорошего не вышло. Если Ахилл запомнил, как Боб убеждал Проныру убить его, а он, конечно, это запомнил и теперь обдумывает, где и каким образом убить Боба, то предотвратить это уже нельзя.
Пресмыкаться нет смысла. Это сочтут проявлением слабости, а Боб не раз был свидетелем того, как хулиганы (а Ахилл – хулиган по зову сердца) особенно злобно измывались над теми, кто неосторожно показал свою слабину. Не поможет ему и какой-нибудь новый хитроумный план. Во-первых, потому, что такого плана у Боба нет, а во-вторых, Ахилл примет его за вызов своему авторитету. И другие члены банды тоже этому не обрадуются – сочтут, что он выпендривается, хочет показать, будто мозги есть только у него. Они уже и без того ненавидят Боба за то, что именно он предложил план, изменивший их жизнь.
А жизнь поменялась круто. Уже следующим утром Ахилл отправил Сержанта занять место в очереди в Хельгину столовку на Аэрт-ван-Несстраат, потому что, как он выразился, раз уж им все равно придется терпеть побои, лучше пусть это будет после того, как они получат самую лучшую бесплатную жратву во всем Роттердаме.
Он, конечно, пугал их, но все же заставил весь вечер репетировать каждое движение, отрабатывая элементы взаимодействия, чтобы они не выдали своих намерений слишком рано, как это случилось, когда они напали на него самого. И эти тренировки подарили уверенность. Ахилл говорил: «Вот этого от нас будут ждать» – или: «А тогда они поступят вот так», и, поскольку он сам был хулиганом, дети верили ему так, как никогда не верили Проныре.
