Пошли! Пошли быстрее!
Джина бежала радом с бабушкой, шарахалась от проезжающих мимо машин. Глаза подводили, а запахи сливались в кашу. На ходу разобрать что к чему не получалось, вот если бы остановиться, принюхаться… Но поводок сдавливает шею, нужно бежать.
Так трудно дышать… Сколько мы уже идём? Куда? Столько запахов… Тяжело…
Язык вывалился из пасти. Лёгкие с хрипом выталкивают воздух. Жарко. Хочется пить… Мягкая и нежная рука коснулась спины. Приятные мурашки побежали по телу. Перед носом появилась ладонь, а в ней…. Вода! Такая вкусная. Откуда она здесь? Ого! Из хрустящей штуки у которой можно отгрызть голову и сладко жевать! Она говорит… Не понимаю. Голос такой мягкий. Значит всё хорошо. Куда мы идём?..
Ещё одна большая и злая собака. Какая страшная… А это что? Знакомый запах. Мы тут были! Пахнет… Нет! Не нужно к этой в белом, пожалуйста… Поводок сдавливает шею.
Ну ты чего, Джиночка? Мы туда не пойдём. Мы тут рядом постоим, ну чего ты?
Её мягкий голос, такой приятный, ласковый, значит всё хорошо. Мы не заходим? Здорово! Тут постоим? Отлично! Хочется пить… Ой! Эта! В белом!.. Ого! Целая миска воды! Как же хорошо… как хорошо…
А это кто? Её я не знаю. Чего это она к ней подошла? Зачем ко мне опустилась? Ты кто такая? Пахнет приятно. И ладонь такая мягкая, нежная, как у неё… А это что? Пахнет едой… Как вкусно! А ещё?
Рядом с Джиной и бабушкой стоит рыжая женщина. Тонкая и высокая. Смеётся. Она приехала за ней. Слушает бабулю, запоминает особенности. Угощает вкусняшками из кармана. Тётя забрала пустую миску.
Всё хорошо, Зиночка. Я понимаю. Знаю. У меня ей будет хорошо. Ты же меня знаешь… В любое время можете приехать посмотреть. Конечно, милая. Ну что ты? Не переживай. Я понимаю. Она такая красивая… Я всегда о такой мечтала.
Как хорошо… Попить и поесть, а потом ещё попить. Что там сверху происходит? Ничего не вижу. Пахнет… Пахнет вкусно. Ого! Вот теперь я её вижу… Почему ты такая грустная? Что-то случилось? Что случилось?! Мокрая вся и солёная… Какие у тебя приятные руки. Да… Вот тут почеши. Ага, вот здесь… ещё… Не понимаю… Только имя своё и всё. Почему ты такая грустная? Почему лицо такое солёное?
Пока, Джиночка. Пока милая. Прости меня, старую. Прости пожалуйста… И Алёшеньку прости, всех нас прости… Мы тебя навестим, обязательно. Слушайся Галочку. Она хорошая. Тебе будет у неё хорошо. Прости меня, моя хорошая…
Солнышко пробилось лучиками сквозь ветки и зелёные листья. Греет мордочку. Рядом рычат большие собаки. Кругом столько запахов… Она пахнет горькой на вкус травой с белыми штучками вокруг жёлтой серединки. Вторая пахнет… Как зимой, свежо и холодно. А та в белом… Плохо пахнет, пахнет колючими железками и невкусными круглыми штучками. Поводок сдавил шею. Ну пошли… Хорошо… Куда это мы? Зачем к этой большой и злой собаке? Куда ты меня ведёшь?
Внутри большой собаки очень жарко. Пахнет странно. Она стоит рядом, её лицо, видно, но не нельзя лизнуть. Невидимая стенка, не пускает, не даёт. Она машет… Лицо такое грустное. Почему? Я ведь рядом, только стенка эта невидимая мешает…
Собака зарычала. Но внутри неё не так страшно. Её больше не видно. Она превратилась в размытое пятнышко. Запах совсем рядом. Её запах. Ой! Упала… Всё трясётся. Как страшно. Что происходит? Что происходит?!
Машина везла Джину за город, в маленькую деревню у леса. По песчаной дороге, вдоль зелёного поля, к домику у широкого тополя. Двухэтажный с красной крышей, с зелёным металлическим забором в рост человека. Он приветственно раскрыл двустворчатую пасть, впустил большую собаку с маленькой внутри.
Джину выпустили, и она неуклюже плюхнулась на траву. У крыльца дома сидел пушистый серый кот, а на пороге стоял мужчина в полосатой майке. Рыжая подошла к нему и стала говорить. Джина принюхалась.
Столько новых запахов.
Она неуверенно прошлась вдоль машины. Понюхала травку. Увидела запах кота, фыркнула и шёрстка на спине встала чуть дыбом. Увидела какашку, фыркнула. Учуяла новый неизвестный запах. Подняла мордочку. Запах шёл от одного из двух мутных пятен. Она подошла поближе. Увидела усатого и полосатого мужика. Его запах. Резкий.
Серый кот лениво крутил хвостом, когда Джина подошла к нему и понюхала. Пушистый пах кашей и мясом. Он облизывал лапы и выглядел довольным.
Шёрстка на спине поднялась ещё выше, Джина фыркнула, но её пыл остудил приятный голос женщины.
Знакомься, Джина — это Боря. А это папа Витя. Пошли в дом… Ну чего ты. Это Борька. Он свой. Фу, Джина! Фу! Пойдём… Пойдём покажу тебе всё…
Рыжая подняла поводок, что ползал за Джиной хвостиком. Потянула к себе. Пушистый недовольно фыркнул. Её тянули в новый дом, который пах… вкусно. Кашей и мясом. А ещё чем-то другим, что нельзя было увидеть.
Куда ты тянешь? Что там? Не чувствую её. Где она? Тут всё чужое! И шерстяной этот! Ух я бы его! Нет их запахов. Ой! Не могу терпеть! Ой! Нужно. Сейчас. Ой…
Чего это она? Обоссалась?!
У неё слабый мочевой, она старенькая.
А воняет как! Сама будешь за ней убирать! Делать тебе нехер…
Я всегда о такой мечтала. Зина просто так отдала!
Если она обоссыт мне диван — вылетишь вместе с ней.
Так! Давай мне тут не разговаривай! Нашёлся деловой!
Ага…
Иди сюда, Джиночка. Иди, хорошая. Ничего страшного… Всё хорошо. Пойдём. Вот так.
Джина шла и пугливо посматривала на сделанную лужу. На пороге Боря лениво открыл пасть. Принюхался к новому запаху. Скорчил недовольную морду и скрылся из виду.
Следующие два года пролетели в воображении Лёши калейдоскопом. В каждом кусочке узора была частичка жизни маленькой собаки. Вот она кушает кашу с мясом, которую вынюхала по приезду. Вот она бегает по скошенной травке за резиновым мячиком, который бросает усатый и полосатый дядька. А вот она лежит на диване, опустив мордочку между двумя короткими лапами. Частенько мелькала и рыжая женщина, которая ласково трепала за ушком. Пушистый Борька, лениво умывающийся на крыльце. Эти несколько лет в самом деле казались не хуже тех двенадцати у бабушки. Но вот яркие и сверкающие моменты стали исчезать, и на их место вставали более мрачные. Всё чаще ей было сложно вытерпеть, и она делала свои дела на ковёр. Усатый кричал и ругался, иногда даже пинал под попу, когда она только садилась, старушка бежала не в силах остановиться, оставляла на светлом ковре крупные жёлтые
