недоумевал, что делать дальше. А потом возник ее запах, как намек на то, что эксперимент начался. Он не смог пересилить себя и спрятался в кустах, откуда мог наблюдать за появлением Люсиль. Она осмотрелась вокруг, подобрала корзинку и медленно пошла прочь.
Профессор утверждал, что освобожденное от плоти сознание способно генерировать эмоции в чистом виде, без налета цивилизованной шелухи. Именно поэтому взаимодействие двух индивидуумов рождает абсолютно идеальные отношения.
– Мы начали с основы основ – с семьи, – разглагольствовал Гликман, сидя у себя в кабинете, – Представьте, ваш босс поругался с женой, он идет на работу и выплескивает свой негатив на подчиненных, а те в свою очередь несут его дальше. Кто-то пинает бездомного пса, кто-то кричит на соседа, а кто-то берет в руки пистолет и идет в ближайший супермаркет. Вы следите за ходом моих рассуждений? Так вот, волна плохого настроения ширится, растет и неизвестно, к чему это может привести. Но если устранить первопричину, то, возможно, мы сможем решить проблему войн во всем мире. Конечно, у нашей идеи есть противники – это представители древнейшей профессии на земле – сутенеры и проститутки. Они опасаются, что могут остаться без работы, замечу, эти опасения не лишены смысла.
– Думаю, мир только выиграет от этого, – сказала Люсиль.
Профессор улыбнулся:
– Ну, прежде чем осчастливить человечество, позвольте начать с вас. Кстати, ваш тест будет последним и от его результатов зависит судьба моего открытия.
Этьен убегал подальше от поляны, терзаемый сомнениями, он сожалел, что подвел профессора, но ничего не мог с собой поделать. Красная Шапочка осталась далеко позади на освещенной полуденным солнцем поляне, сумеречный лес молчал, словно замер в режиме ожидания. Этьен скользил серой тенью, постепенно успокаиваясь, даже отсутствие воды уже не казалось катастрофой. Впереди мелькнул просвет, и волк прибавил скорости, стремясь как можно скорее покинуть лесной плен. Он выпрыгнул из чащи и резко затормозил всеми четырьмя лапами, недоумевающий и смущенный. Люсиль повернулась в его сторону и разжала руки. Маковый букетик упал на траву, будто крошечное пламя вспыхнуло у ее ног. Мир коварно изогнулся и привел Этьена туда, куда он меньше всего стремился попасть. Девочка торопливо вернулась на тропинку и подхватила корзинку, затем откинула крышку и левой рукой достала румяный пирожок, ни на секунду не отводя взгляда от огромного зверя. Она бросила ему еду и отступила на шаг назад. Этьен осторожно приблизился, наклонил голову и обнюхал угощение, затем аккуратно взял пирожок, в два укуса проглотил его, облизнулся и благодарно махнул хвостом. Люсиль тем временем достала еще один и кинула ему. По крайней мере, он начал понимать мотивы ее выбора, очевидно укрощение дикого зверя маленькой девочкой несло в себе определенную смысловую нагрузку. Этьен съел еще один пирожок, кстати, они оказались очень вкусными, и поднял голову. Люсиль поставила корзинку у ног и теперь целилась в него, держа обеими руками маленький дамский револьвер с перламутровой рукояткой. Точно такой же он подарил ей на сорокалетие два года назад.
Этьен опешил и отшатнулся назад, пораженный дьявольской усмешкой, исказившей невинное детское личико. Шерсть на загривке у него вздыбилась, а в горле завибрировало угрожающее рычание, он напрягся, исподлобья рассматривая неожиданную угрозу.
– Ты думал, я не знаю, да? – звонкий голос, совсем не похожий на голос его жены, всколыхнул притаившуюся тишину, – Да если хочешь знать, это я наняла твою секретаршу, чтобы оценить степень твоей верности. Ты думал, что способен обмануть меня?
Люсиль запрокинула голову и оглушительно захохотала, удивительным образом напомнив Этьену собственную мать, словно стала ее продолжением. Красная Шапочка – маленькая и хрупкая никак не походила на опасного противника, но, тем не менее, в ее чертах сквозило нечто темное, некий намек на изъян. Зарождение ненависти в чистом виде, вот что это было. Профессор ошибся в своих расчетах, не учел того, что в мире существует полярность: день сменяет ночь, свет съедает тьму, любовь порождает ненависть. Этьен подобрался, готовый к прыжку. Слепая ярость овладела его существом, затмила глаза алой пеленой, он едва сдерживал себя – под шкурой тело содрогалось от непроизвольного сокращения мускулов. Со стороны могло показаться, что волк дрожит от страха, но это было далеко не так. Девочка перестала смеяться, и он понял, что она сейчас выстрелит. Этьен оттолкнулся от земли, в едином порыве, рванулся к ней, почти желая смерти, как избавления, ожидая, что вот-вот рухнет, сраженный пулей, но продолжал бежать. Расстояние между ними быстро сокращалось, а Люсиль все медлила, быть может, боялась промахнуться. Грохот выстрела настиг его в последнем прыжке, но сама пуля даже не коснулась Этьена, прошла над правым ухом, разом оглушив, однако это не помешало волку наброситься на Люсиль. Он свалил ее на траву и с неистовой страстью опытного любовника впился в лилейную шейку, резко смыкая челюсти. Она могла бы выстрелить еще, но револьвер серебряной рыбкой нырнул в траву, выбитый мощной отдачей. Люсиль ничего не оставалось, как попытаться оттолкнуть от себя Этьена, но малейшее сопротивление с ее стороны породило в нем такую злость, что он, вместо того, чтобы остановиться, продолжал сжимать зубы, пока сладко пахнущая, ароматная кровь не брызнула из раны. Лишь тогда он отступил, ошеломленный и недоумевающий, а девочка, лежащая перед ним, продолжала истекать кровью. Этьен смотрел на красный фонтанчик, бивший из разорванного горла, и не двигался с места. Люсиль пыталась говорить, она шевелила губами, но вместо звука в уголках ее губ вздувались розовые пузыри и сразу лопались, ложились мелкими брызгами на подбородок. Она протянула к Этьену руку и, наконец, прохрипела:
– Прошу…
А затем глаза ее устремились в вечно полуденное небо несуществующего мира, рука упала на траву и она умерла. Этьен стоял возле нее до тех пор, пока алые капли, напоминающие вишню, на ее щеке не превратились в бурые кляксы, а глаза, укравшие оттенок у неба, не затуманились водами вечности.
***
Профессор был у себя в кабинете, когда ему по внутренней связи позвонила взволнованная Мелисса.
– Скорее, профессор, мадам Лерой, мне кажется, она умирает! У нее судороги и кровь идет горлом, я не знаю, что делать, профессор?
– Мелисса, быстро сделайте ей укол успокоительного, я сейчас приду.
Он швырнул трубку на рычаг и побежал к двери, задыхаясь от усилий и волнения. Но к моменту его появления в лаборатории все было кончено. Один из экранов встретил профессора Гликмана бездонной чернотой, что служило лишним доказательством того, что он безнадежно опоздал. Мадам Лерой с искаженным предсмертной судорогой лицом и окровавленным подбородком лежала на кровати, в
