убеждены, что они все знают. А для меня чем больше что-нибудь знаешь, тем сильнее хотелось бы это понять,
Асфальтовая река
Теплая, как щека,
Только приляг слегка,
Будешь лежать века,
— пробормотал вдруг он.
— Что это? — спросил Лошадь.
— Какая-то старая песня.
— Теперь давно нет асфальтовых дорог.
— Я знаю.
— Послушай, ты уже совсем разучился лаять? Только говоришь и говоришь?
— Нет, еще могу.
И в подтверждение Пес поднял морду к бледному небу, где давно потухли искусственные луны и стал невидим зеленый игольчатый луч. Только старая Луна, совсем опустившись к горизонту, сияла все тем же теплым тихим светом.
Раздался высокий надрывный звук волчьего воя. Что-то сжалось внутри Бывшего Пса; он пытался возродить в себе ощущение бесконечно далекого… Время остановилось.
Внезапно обоих словно ударило током: у дверей лаборатории стоял Сапиенс.
— В чем дело? — спросил он утомленно. — Разве изменен режим суток? Почему вы здесь?
Первым опомнился Бывший Пес. Он деланно зевнул и потянулся.
— Видишь ли, Сапиенс, — небрежно сказал он. — Сегодня полнолуние, и я захотел проверить, сохранился ли у меня атавистический инстинкт.
— Ну, и?..
— Есть, но уже приходится снимать внутренние тормоза, чтоб полаять. Архаический способ передачи информации!
Сапиенс бледно усмехнулся…
— Опыты надо согласовывать со мной, — сказал он, уже оборачиваясь к другому. — А ты?
— Я?!.. Рыжая шерсть взмокла от напряжения.
— Что такое? — протянул Сапиенс, зорко и холодно глядя на него. — Почему ты так волнуешься? Опять неразумная трата эмоций на сущие пустяки?
Он протянул руку, и гибкие, чуткие, бесконечно сдержанные и абсолютно бесстрастные пальцы прикоснулись к задрожавшей шкуре.
— Ты стал слишком нервным. Может быть, тебе не на пользу тишина здешнего места? Что ты скажешь, если я отошлю тебя на время в Большой Круг?
— Это ни к чему, Сапиенс, — поспешно вмешался Пес, с тревогой и жалостью глядя на своего товарища. — Думаешь, ты выглядишь лучше, когда по утрам выходишь из своей лаборатории? У Лошади такое же право напрягать нервную энергию во имя поставленной цели.
— Цели? Это любопытно, — пробормотал Сапиенс. На мгновенье зрачки его вспыхнули, но утомление пересилило, веки опустились на глаза.
— Я пойду лягу, — сказал он вяло. — Принимайте сигналы и следите за натяжением плазмы в аппарате Ф-18. Напомните мне об этом разговоре. Может быть, произошел перескок сразу на два порядка? Мы поговорим.
Бывший Лошадь смотрел ему вслед: узкая спина, легкая скользящая походка…
— Если бы с ним можно было говорить, — прошептал он. Ах, если б только с ним можно было говорить! Пойди, проследи, выпьет ли он хоть свой стакан перед сном?
Бывший Пес, свесив голову, молча двинулся за Сапиенсом. Лошадь остался посреди двора один.
Всходило солнце. Хотя в горах еще витала призрачная пелена, но сквозь нее уже проступало желтоватое тело камня. На пластиковой тропинке исчезали следы ушедших. А по обе стороны воскресающая молодая трава светилась весенней зеленью,
Асфальтовая река
Теплая, как щека…
— пробормотал Бывший Лошадь. Дальше вспомнить он уже ничего не мог.
