Докладчик нажал на какую-то из кнопок, и на экране возникла четкая цветная картина.
На берегу бурного моря стоял большой вертолет, а возле него — группа людей, которые вели оживленную беседу. На горизонте, насколько хватал глаз, белел лед.
Через мгновение картинка сменилась: теперь на экране была кабина вертолета. У пульта с многочисленными экранами сидел пожилой мужчина со сосредоточенным приятным лицом.
— Это — исследовательский отряд «Шпицберген — Земля Франца-Иосифа», — улыбнулся он залу. — Работаем сейчас на острове Белом. Что вас интересует, Михаил Владимирович?
— Продемонстрируйте, товарищ Бергер, ваши находки.
— Хорошо… — мужчина вернулся к пульту. — Я включу локаторы, чтобы вы могли заглянуть в недра земли.
На экране проступили расплывчатые грязные полосы, которые быстро приобретали четкость и выразительность.
— Глубина — шесть метров… — раздавался голос Бергера. — Здесь, под поверхностным грунтом, начинается толстый слой льда… Наш вертолет с аппаратурой продвигается к центру острова… Внимание!
Перед зрителями появился нечеткий образ составленных в круг камней, рядом с ним — много костей. Чуть дальше «глаза» аппарата обнаружили большую медвежью голову. Еще дальше — натянутую на палки шкуру.
Картина на экране быстро поплыла в сторону.
— Стой, стой, Бергер! — неожиданно раздался в зале взволнованный голос. — Возвращайся назад!.. Кажется, я заметил силуэт мертвого человека!
По залу прокатился взволнованный шум. Тысячи глаз с напряжением следили за картиной, которая медленно проплывала по экрану.
— Здесь!.. Уменьши длину волны и наведи точнее фокус!
Из сумрака проступил смутный силуэт человека, лежавшего на боку, подогнув ноги и подложив руку под голову. Детали трудно было различить, мешал толстый слой льда и грунта над трупом. Чтобы разглядеть все подробнее, несколько человек поспешили к экрану.
— Прошу информационный центр немедленно сфотографировать труп! — воскликнул кто-то из них.
— Бергер, используйте рентгеновские волны! — попросил другой.
А когда на экране появился рентгеновский снимок трупа, первый ученый сказал торжественно:
— Судя по форме черепа и по общему строению скелета — это очень древний человек, можно сказать, первобытный. Более точные данные получим тогда, когда…
Он не закончил. Его перебил звонкий голос девушки из середины зала:
— Товарищи, предлагаю Бергеру точно отметить место находки и немедленно выключить аппарат.
По залу прокатился недовольный ропот.
— Я объясню почему, — продолжала девушка. — Эта находка имеет чрезвычайную ценность для человечества, а облучение может разрушить чувствительные ткани тела,
— прежде всего мозг. Мы, коллектив академика Тарабкина, попробуем оживить этот труп.
На экране появилось лицо Бергера:
— Я полностью согласен с девушкой, которая нас только что предостерегла. Не сердитесь, но из-за опасности сильного облучения выключаю аппарат без голосования…
Экран погас. Был объявлен перерыв, чтобы присутствующие могли спокойно обдумать увиденное.
Информационный центр, как всегда, справился со своей задачей блестяще. Уже через несколько минут первый ученый вернулся в зал с только что сделанными снимками в руках. Вид у него был победный.
— Мое предположение подтвердилось полностью! Вот — рентгеновский снимок «ледяного человека», а вот — снимок реконструированного скелета первобытного человека, неандертальца. Как видите, у обоих примитивное строение черепа с низким, покатым лбом, большие надбровные дуги, массивная нижняя челюсть с неразвитым подбородком. То же самое наблюдаем и при сравнении других частей обоих скелетов.
Итак, перед нами — неандерталец, живший около семидесяти тысяч лет назад… Составленные в круг камни, которое мы видели на экране, служили, вероятно, очагом, а натянутая на палки шкура, наверное, была временным жилищем… Вы представляете, какую победу одержит наука, если академик Тарабкин вернет к жизни этого неандертальца? Я верю, что ему это удастся сделать, как удалось оживить детеныша мамонта и нескольких других животных, найденных во льдах Арктики… Предлагаю ожившего неандертальца сначала оставить среди вольной природы, чтобы мы могли понаблюдать его жизнь и привычки. Ценным опытом будет и попытка его воспитать…
* * *
В огромной лаборатории тихо, только изредка слышны шаги академика Тарабкина. Он подходит к широким прозрачным резервуарам, поглядывает на аппараты, вмонтированные в боковые стенки. И снова возвращается к столу.
Осторожно перелистывая жесткие листы толстого журнала наблюдений, академик пробегает глазами столбцы таблиц.
Цифры, цифры, значки и цифры — и ничего больше. Если бы кто-то из нас, обычных смертных, заглянул в эту рукописную книгу, он разочарованно закрыл бы ее уже на второй странице. Однако академика Тарабкина сухие цифры волнуют больше, чем приключенческий роман. Для него каждый значок — это с трудом добытый научный факт, маленькое звено в цепи бесчисленных опытов. Так, например, в одной-единственной колонке содержится телеграфно краткая запись судьбы подопытного животного:
«Номер опыта ИАТ-148. Давление перед опытом — 135, после изъятия крови — 6о, после возврата 50 % взятой крови — 135, после полной трансфузии — 145, через один час после трансфузии —140».
Короче говоря, у собаки наступила клиническая смерть вследствие потери всей крови, а затем животное снова оживили.
Тарабкин перелистывает страницы дальше. Номера опытов переваливают за тысячу. На этих страницах каждый столбик свидетельствует о неудаче, об окончательной, биологической смерти животного. Замороженный организм не удавалось вернуть к жизни.
Опыт № АЗО-1312 — биологическая смерть.
Опыт № АЗО-1463 — биологическая смерть.
Опыт № АЗО-1529 — пес погиб только через четыре часа после оживления.
На записи опыта № АЗО-1695 академик задерживается чуть дольше. Лохматого татранского пса, которого назвали Ледовичком, трижды замораживали при сем и десятиградусном морозе и трижды возвращали к жизни. Как он чувствует себя сейчас?
Тарабкин встал, чтобы пройти в виварий, но на пульте замигал красный огонек, и из громкоговорителя видеофона раздался голос дежурного центральной станции связи:
— Приглашаем к аппарату академика Тарабкина!.. Вас вызывает Арктика.
На экране видеофона сразу же появилось загорелое лицо Бергера:
— Не побеспокоил, Александр Иванович?
— Нет. Сейчас еще нет, — улыбнулся в ответ Тарабкин. — Мне предписан обязательный получасовой отдых, так что сейчас я бездельничаю.