Падре Лиорен и Ча Трат еще обедали. Стало быть, Брейтвейт в приемной был один.
– Буквально пару минут назад узнал о вашем назначении, – сказал лейтенант. Он стремительно поднялся, отошел от своего рабочего стола и улыбнулся, но руку пожимать шефу не стал, поскольку точно знал, что делать этого не следует. – Поздравляю, сэр.
O'Mapa нисколько не удивился. Сеть слухов в госпитале работала безукоризненно быстро, пусть не всегда безукоризненно точно. Он скривился.
– Не переживайте, лейтенант, – сказал он. – Я не допущу, чтобы это повышение по службе что-то изменило во мне. И «сэром» меня называть не стоит. Теперь я – человек сугубо гражданский, так что это ни к чему.
Брейтвейт, сверкнув глазами, заметил, что воротничок формы О'Мары лишен нашивок, а на плечах нет погон. Затем взгляд его вернулся к лицу шефа.
Продолжая улыбаться, Брейтвейт проговорил:
– Это я по привычке. Кроме того, с той же любезностью я привык обращаться к сотрудникам, не имеющим офицерских званий, если они того заслуживают. Ну, и как вам все это, сэр?
Голос Брейтвейта звучал и сочувствующе, и с любопытством. Видимо, О'Маре не удалось-таки сохранить по обыкновению бесстрастное выражение лица.
– Если моя стареющая и, без сомнения, ненадежная память еще не отказала окончательно, – язвительно проговорил он, – через двадцать пять минут ко мне должен явиться для получасовой беседы Креск-Сар. Воспользуйтесь этим временем, чтобы сходить в столовую и подзаправиться. Как только Старший врач уйдет, мне хотелось бы пригласить всех вас троих, дабы подробно обсудить с вами те чувства, которые вызывает у меня сложившееся положение дел, и то, как это скажется на вверенном мне отделении. А пока, лейтенант, садитесь и заканчивайте просмотр последних психологических файлов.
Как обычно, Гурронсевас приложил все старания к тому, чтобы обед стал самым прекрасным событием дня. Главный диетолог и в прошлом – знаменитый шеф-повар, знаток кулинарии всех времен и народов, в первые месяцы своей работы в госпитале он задал всем массу хлопот. Много раз он был близок к тому, чтобы его как следует оттрепали за огромное тралтанское ухо, и потому просто из кожи вон лез, чтобы всех ублажить всевозможными деликатесами и тем самым отблагодарить за то, что такая судьба его миновала. Короче говоря, обед был тем самым временем, в течение которого можно было предаться самым неприятным мыслям в надежде, что они растворятся в еде.
Время от времени О'Мара, естественно, думал и о своем возрасте, и о пугающей неизбежности того, что в один прекрасный день ему придется уволиться из Главного Госпиталя Сектора – то есть уйти из того мира, который он помогал строить, и той единственной жизни, какая была ему ведома с юности. Тогда, когда ему едва исполнилось двадцать лет, он был физически невероятно крепок, и в течение всех последующих лет результаты всех проверок и медосмотров у него были оптимальными. А теперь старик Торннастор, который, по идее, был его ровесником, если забыть о том, что тралтаны живут больше людей, и молодой Конвей то и дело советовал ему не принимать то или иное близко к сердцу, не нагружать себя столь немилосердно работой... Гурронсевас случайно проговорился о том, что ему пришлось изменить рецептуру нескольких соусов для того, чтобы скрыть вкус поддерживающего лекарства, которое подмешивали теперь во все блюда, которые О'Мара съедал в течение дня. О'Мара складывал чистые, почти вылизанные тарелки, на поднос, когда на его рабочем столе загудел интерком.
– Да? – отозвался О'Мара.
– Пришел старший врач Креск-Сар, сэр, – произнесла Ча Трат глубоким соммарадванским контральто. – Вы готовы принять его?
– Да, – ответил О'Мара.
Креск-Сар открыл дверь и быстро протопал в кабинет. Он был похож на гиперактивного плюшевого медвежонка. Роста в нем было не более метра, крошечных глазок почти не было видно за густой косматой шерстью, у носа, губ и возле ушей тронутой сединой. Впрочем, поседела у него шерсть и на туловище, но виднелась лишь частично – она торчала растрепанными пучками между лямками комбинезона.
«Старость никого не красит», – печально подумал О'Мара. Нидианин, руководитель обучения практикантов, был самым частым посетителем его кабинета – правда, на счастье, излагал психологу только проблемы своих учеников.
О'Мара вывел на дисплей результаты последнего психологического обследования практикантов и указал Креск-Сару на сиденье, предназначенное по конструкции для мельфианина, но полчаса на нем мог просидеть и нидианин. А не высидел бы – ну что ж, тогда Креск-Сар нашел бы повод сократить беседу.
– Ваша новая группа практикантов довольно средненькая, – сообщил О'Мара, отведя взгляд от дисплея. – Стандартная частота неврозов, вызванных волнением накануне экзаменов, раздумьями о своей профессиональной неадекватности на фоне терапии первого пациента, ну и, конечно, убежденностью ваших подопечных в том, что им никогда в жизни не научиться проникнуть в тонкости мыслительных процессов будущих коллег. В этом они, безусловно, правы, однако это не должно препятствовать вам и всем остальным Старшим врачам продолжать делать свое дело. Да... но среди практикантов есть один тралтан, который жалуется на сны, наполненные, представьте себе, страхами – более или менее контролируемыми, надо признать, – а страхи эти заключаются в боязни быть совращенным в сексуальном плане одним и более из его коллег – представителей других видов. Забавно, как это шестиногий и снабженный щупальцами слон может опасаться посягательств на свою невинность со стороны кучки кельгиан, мельфиан, нидиан и одной женщины-землянки, которые все, вместе взятые, составят четверть массы его тела?
Креск-Сар издал короткий лающий звук, который транслятор оставил без перевода – это был нидианский эквивалент смеха.
– Как нам хорошо известно, сэр, большая мышечная масса не является отражением эмоциональной чувствительности.
О'Мара эту истину отлично знал, однако именно эту чувствительность он в течение многих лет старательно скрывал. Раздраженный тем, что замечание Креск-Сара разбередило старую рану, он резко проговорил:
– Я не склонен ожидать каких-либо серьезных проблем у представителей этого вида, Старший врач. Или вы намерены сказать мне, что я ошибаюсь?
– Да, – ответил Креск-Сар и поерзал на краешке неудобного сиденья. – То есть, не то чтобы... Словом, это моя проблема.
Довольно долго О'Мара молча смотрел на своего собеседника. Увидеть за косматой шерстью выражение физиономии нидианина возможным не представлялось – только взгляд его крошечных глазок да напряженная поза выдавали волнение. Психолог смягчился и проговорил мягко – настолько мягко, что те, кто его хорошо знал, не поверили бы, что он способен на такой тон:
