Она кивнула.
- Да как же ты не побоялась?
Она посмотрела на меня своими васильковыми бездонными глазами.
- Я знала, ты что-то там придумал, - сказала она. - Ты ведь мой старший брат. Я знала, с тобой я не пропаду.
- Ах, Китти, ты же была на волосок от смерти, а ты и не знала...
Я закрыл лицо руками. Она села на постели и разняла мои ладони. А потом поцеловала в щеку.
- Не знала, - согласилась она, - но это неважно. Главное - ты был внизу. Ой, спать как хочется. До завтра, Ларри. А ногу мне положат в гипс, вот. Так сказал доктор Педерсен.
Гипс не снимали почти месяц, и все ее одноклассники на нем расписались - меня она тоже заставила расписаться. Потом гипс сняли, и на происшествии в амбаре можно было поставить точку. Отец соорудил новую лестницу на сеновал третьего яруса, но я уже никогда не залезал на верхотуру и не прыгал в стог сена. И Китти, насколько мне известно, тоже не прыгала.
Итак, можно было бы поставить точку, но до точки, оказалось, еще далеко. В сущности, точка была поставлена лишь девять дней тому назад, когда Китти выбросилась с последнего этажа здания, которое занимала страховая фирма. У меня в бумажнике лежит вырезка из "Лос-Анджелес таймс". Видно, мне суждено всегда носить ее с собой - не в удовольствие, как мы носим при себе фотокарточки наших близких, или билет на запавший в душу спектакль, или программку кубкового матча. Я ношу эту вырезку, как тяжелый крест, который, кроме меня, нести некому. Набранный крупным шрифтом заголовок гласит: ГУЛЯЩАЯ ДЕВИЦА ВЫБРАСЫВАЕТСЯ ИЗ ОКНА.
Детство осталось позади. Вот все, что я могу сказать, остальное не имеет значения. Китти собралась поступать в коммерческий колледж в Омахе, но в год окончания школы, летом, она заняла первое место на конкурсе красоты и выскочила замуж за одного из членов жюри. Как в скверном анекдоте, не правда ли? Это моя-то Китти.
Я учился на факультете права, когда она развелась с мужем и прислала мне длиннющее письмо листов на десять, где рассказывала о своей супружеской жизни, о том, как все не сложилось и как могло бы сложиться, если бы она смогла родить. Она просила меня приехать. Но пропустить неделю занятий на факультете права - это все равно что прогулять четверть на гуманитарном отделении. Они ведь там звери. На секунду потерял из виду движущуюся мишень - ее уже и след простыл.
Она переехала в Лос-Анджелес и вышла замуж во второй раз. К тому времени, когда и этот брак распался, я успел получить диплом юриста. Опять от нее пришло письмо - короче первого и более горькое. Никогда уже, писала она, ей не удержаться на этой карусели: не успеешь поймать медное кольцо - упал с лошадки и сломал себе шею. Аттракцион открыт для всех, но не слишком ли высока цена? И приписка: МОЖЕТ, ПРИЕДЕШЬ, ЛАРРИ? СТОЛЬКО ЛЕТ НЕ ВИДЕЛИСЬ.
Я ответил, что рад бы приехать, но не могу. В фирме, где я получил место, конкуренция жестокая, я же только начинал и пока был для всех ломовой лошадью. Но ничего, ближайший год покажет, кто чего стоит. На этот раз я накатал длиннющее письмо, целиком посвященное моей карьере.
Я отвечал на все ее письма. Но, знаете, я как-то не до конца верил в то, что мне пишет именно она, Китти, как в свое время не до конца верил в то, что стог окажется на месте... пока не падал, живой и невредимый, в его мягкие объятья. Я не мог поверить, что моя сестренка и эта измочаленная женщина, которая подписывалась в конце письма "Китти" и обводила имя кружком, - одно лицо. Моя сестренка была девочкой с косичками и без намека на грудь.
Потом она перестала мне писать. Изредка приходили поздравительные открытки - к рождеству, ко дню рождения, на которые отвечала моя жена. А потом мы разошлись, я переехал и окончательно закрутился. Очередные поздравления были мне пересланы. С пометкой: "Выехал". И я подумал: "Не мешало бы, между прочим, написать Китти и сообщить новый адрес". Но я так и не написал.
Хотя все это, как я уже сказал, неважно. Важно другое: детство осталось позади, и Китти выбросилась с последнего этажа. Китти, верившая когда-то, что стог всегда окажется на месте. Китти, сказавшая: "Я знала, ты что-то там придумал". Только это важно. И еще ее письмо.
Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, испещренный пометками "Выбыл" и "адрес изменился", эти узкие наклейки, смешно сказать, кажутся пальцами, направленными на нас с укоризной. В верхнем левом углу конверта она напечатала обратный адрес своей последней квартиры в симпатичном жилом доме на улице Ван Нюйс. Мы с отцом ходили туда за ее вещами. И хозяйка симпатичная. Хорошо отзывалась о Китти.
Судя по штемпелю, письмо было отправлено за две недели до самоубийства. Я получил бы его гораздо раньше, если бы не перемены адресов. Я думаю, Китти устала ждать.
ДОРОГОЙ ЛАРРИ,
В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Я МНОГО ДУМАЛА ОБ ЭТОМ, И ВОТ К ЧЕМУ Я ПРИШЛА: ЕСЛИ БЫ ТА СТУПЕНЬКА ОБЛОМИЛАСЬ ДО ТОГО, КАК ТЫ УСПЕЛ НАТАСКАТЬ СЕНА, БЫЛО БЫ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ.
ТВОЯ КИТТИ.
Да, пожалуй, она устала ждать. Мне легче думать так, чем допустить мысль: а вдруг она решила, что я ее забыл? Не хочется думать, что она могла так решить; наверно, это письмо, состоящее из одной-единственной фразы, заставило бы меня броситься на зов.
Но даже не это причина моей бессонницы. Только я закрою глаза и начну задремывать, как в сознании всплывает картина: Китти ласточкой летит вниз, синие глаза широко раскрыты, спина прогнулась, руки-крылья заведены назад.
В отличие от меня она всегда верила, что стог окажется на месте.
