Семь лет назад Ивар был вынужден бежать из своего королевства из-за предательства своего союзника Торфинна Разбивателя Черепов. Вместе с Иваром в путь отправились Дэвис, Фостролл, и Энн Пуллен. Они не знали, чего им ждать от Торфинна, но имели основания предполагать, что вряд ли их ждет завидная судьба.
Поднимаясь вверх по Реке, они много раз сражались, попадали в рабство и бежали, пока их не захватили инки. Смирившись с неизбежным, они вновь стали мечтать о свободе.
Ивар оказался терпелив, как лис, следящий за жирной курицей, но и его терпение начало истощаться. Дэвис не мог понять, почему викинг не стал бежать один. Они стали бы ему только обузой — по крайней мере, с точки зрения Ивара. Тем не менее, не поддающийся анализу магнетизм не давал четверке распасться. Их тянуло друг к другу и одновременно отталкивало, в результате они обращались по столь сложным орбитам, что любой астроном сошел бы с ума, пытаясь их рассчитать.
Судя по песочным часам, Дэвис пришел в здание, где располагался двор Инки, примерно на десять минут раньше назначенного времени. Это было строение с четырьмя стенами и крышей, возведенное на опоре из множества перекрещенных балок примерно в ста футах над землей. Вокруг, ниже и выше него потрескивал, постанывал и покачивался каркасный город. Снаружи было шумно, а внутри лишь ненамного тише: хотя Инка, сидя на бамбуковом троне, выслушивал просителей, люди рядом с ним громко разговаривали. Дэвис протолкался сквозь толпу и остановился рядом с возвышением, на котором стоял трон. Вскоре Инка встанет с него, обтянутый рыбьей кожей барабан трижды прогремит, и повелитель удалится в небольшую комнату вместе с женщиной, выбранной сегодня для ублаготворения его королевской похоти. Потом Дэвис промассирует его тело.
Пачакути был невысок, имел темную кожу, орлиным нос, высокие скулы и толстые губы. Его бедра обтягивал кильт из длинного зеленого полотенца, а красное с синей окантовкой прикрывало его плечи. На голове торчал тюрбан, прихваченный дубовым обручем с длинными разноцветными фальшивыми перьями из резного дерева.
Дэвису часто приходило в голову, что, будь Пачакути обнажен, его никто не принял бы за монарха. И не только его, но и многих других правителей. Даже сейчас внешне он ничем не выделялся среди своих приближенных, но его поведение и манеры были, несомненно, царственными.
Кто из женщин разделит сегодня его ложе. Дэвис полагал, что это не его забота — пока четверо копейщиков не ввели в зал Энн Пуллен. Толпа расступилась перед ними. Достигнув возвышения перед троном, Энн остановилась, повернулась и улыбнулась, блеснув зубами между ярко-красных губ.
Хотя Дэвис и ненавидел ее, он не мог не признать, что она прекрасна. Длинные желтые вьющиеся волосы, поразительно тонкие и четкие очертания лица, безупречные груди, которыми она так гордилась, узкая талия и длинные стройные ноги делали ее похожей на богиню. Если бы Пракситель увидел ее во сне, то наверняка изваял бы Венеру по ее образу. «И все же она сука», — подумал Дэвис. Впрочем, Елена Троянская тоже, вероятно, была сукой.
Охранники подвели ее к двери, за которой ее ждал Инка. Следом туда же впустили большеглазого коротышку-жреца, которому полагалось оценивать мужскую силу Инки во время сношений. Когда повелитель удовлетворится — а как скоро это случится, известно лишь Всевышнему, — жрец выйдет в тронный зал и провозгласит, сколько раз Инка взял женщину.
Придворные возрадуются и станут поздравлять друг друга — королевство будет процветать, а жители благоденствовать.
Но если Инка хотя бы раз потерпит неудачу…
Дэвис никогда не сквернословил. По крайней мере, на Земле. Но сейчас он не сдержался:
— Будь она проклята!
Она отдалась Инке и теперь станет одной из его жен — не исключено, что и главной женой. Но почему? Неужели она успела сегодня поссориться с Иваром? Может, Инка соблазнил ее такими предложениями, что она не смогла устоять? Или же она, шлюха проклятая, оскорбление ноздрей Господних, решила, что неплохо бы потрахаться с Инкой, потому что сегодня ночью она покинет его владения? Говорили, что его мужские способности просто поразительны.
Какой бы ни оказалась причина, Ивар не станет игнорировать ее неверность. Правда, такое иногда случалось прежде, но лишь потому, что Энн вела себя осмотрительно, а сам Ивар одновременно изменял ей с другой женщиной. То, что Энн трахалась с Инкой, по сути, на глазах у всех, было для Ивара оскорблением, и хотя он обычно хорошо владел собой, на сей раз он наверняка вспыхнет, как порох.
— Что вошло в эту женщину? — пробормотал Дэвис. — Не считая толпы мужиков?
Энн Пуллен жила — причем на всю катушку — в конце семнадцатого века в Америке, сперва в Мэриленде, затем в округе Уэстморленд, штат Виргиния. Рожденная в семье квакеров, она была крещена в епископальной церкви, как и большинство местных фермеров-табаководов. Она четырежды выходила замуж, и мужчина по фамилии Пуллен стал ее последним мужем. Энн сама не помнила, когда завела первого любовника, и кто стал последним, но все сорок лет ее бурной жизни они сменялись один за другим.
В свое время она заявила — и тому есть документальное подтверждение, — что не видит причин, из-за которых женщина не может наслаждаться такой же свободой и привилегиями, как мужчина. Хотя по тем временам это было весьма опасное высказывание, она сумела избежать ареста за распутство и супружескую измену. Впрочем, ее дважды едва не наказали плетьми, обвинив в избиении женщины, которая ее оскорбила.
Не исключено, что именно провинциальная изолированность Виргинии и Мэриленда помогли ей избежать сурового наказания, которое грозило бы ей в более цивилизованных штатах восточного побережья. Возможно, ей сыграли на руку необузданные нравы и дух свободы, присущие уэстморлендцам ее времени. В любом случае, думал Дэвис, она была ужасной грешницей на Земле и стала еще худшей грешницей здесь. Религиозные убеждения заставляли его презирать ее. В то же время он сожалел, что ей, несомненно, предстоит гореть в аду. Иногда — хотя ему потом становилось стыдно — он утешался, ярко представляя себе, как она корчится и вопит, испытывая адские муки.
Итак, она неожиданно решила отдаться Пачакути. Это был едва ли не самый верный способ навлечь на всех четверых неприятности. Еще вернее было бы сказать Инке, что Ивар, Дэвис и Фостролл собираются бежать, но даже она не посмеет опуститься до такой низости.
Или посмеет?
Ему захотелось незаметно выскользнуть из дворца, но он не осмелился разгневить Инку, и был вынужден слушать крики экстаза и стоны императора и Энн. Придворные и солдаты прекратили болтовню и стали прислушиваться, что лишь усилило страдания Дэвиса. Несколько мужчин и женщин принялись ласкаться, а одна пара бесстыдно занялась любовью прямо на полу. Дикари! Животные! Почему молния не испепеляет их адским пламенем? Где же гнев Господень?
