Он быстро догадывается, что машина всегда опередит и обыграет его, если он будет действовать в соответствии с логикой и точным расчетом. И он начинает особую игру, позволяет себе бессмысленные ходы, дурачества, то есть противопоставляет логике алогизмы, активно включает то самое человеческое начало, которое нельзя вписать ни в одну программу, которое просто нельзя предположить. Опыт удался: машина не выдержала и совсем по-человечески смошенничала, передвинув шашку. Скаулер потрясен. Эта, казалось бы, мелкая деталь осветила особым светом всю его жизнь. Ведь он молился на машину, обожествлял ее. Но когда она столкнулась с неразрешимым противоречием („не проигрывай!“ и в то же время „не нарушай правила!“), то поступила совсем по-человечески. Для Скаулера это значило, что человеческая ошибка вовсе не порок, что в ней, если угодно, есть своя прелесть. И не случайно после этой игры Скаулер сам сделал первый шаг к своей семье, к детям. Человеческое начало, зажатое в нем, видимо, с отроческих лет, стало постепенно, как пружина, распрямляться.
Да, наверное, это закон жизни. Медленно, постепенно, болезненно, проваливаясь в рытвины и ухабы на долгие столетия, человечество все же идет вперед. Казалось бы, странно — как можно перешагнуть через гуманные идеалы прошлого и временами пятиться назад? После достижения идей гармонии, знаменовавших единство духа и тела в Древней Элладе — там, в будущем, оказаться в мире физических и моральных уродств, связанных со спортом? В рассказе итальянского фантаста Энцо Стриано „ПБ 7-71“ Пьеро Бевилаккуа изобретает особый препарат, наркотик, который сначала придает человеку огромные силы, а потом разрушает личность. Пьеро сам настолько ненавидит человечество, что был бы рад превратить в идиотов все молодое поколение. Герой рассказа Гуидо, звезда футбола, дает препарат своей команде, губит и ее, и самого себя. Конечно, здесь можно сказать, что разрушение личности происходит не вследствие занятий спортом. Однако спорт не помог герою стать нравственной, сильной, цельной личностью. И это не удивительно, поскольку спорт не должен быть самоцелью.
Еще более страшный мир уродств, на сей раз физических, открывается перед нами в рассказе Ярослава Петра „Ахиллесовы мышцы“ (ЧССР). Мы знаем, что каждый год требует от спортсменов все новых и новых рекордов за гранью возможного. И вот в далеком будущем уже не прекрасный дискобол бросает диск, да так, что можно любоваться его атлетическим сложением, а двое чемпионов в инвалидных колясках побеждают на велогонках „Сквозь Европу“. Велосипедный спорт стал невозможен без пересадки гиперфункциональных мышц. Чемпионы — однояйцовые близнецы. У одного из них, Георга, чудовищно толстые ноги, укрепленные титановыми подпорками кости, нашитые мышцы, принадлежащие сразу двум людям. А у другого брата — пустые штанины. Иначе теперь нельзя победить. Но зачем и кому нужна такая пиррова победа?
Чемпионы в инвалидных колясках — вот страшный символ того будущего, которое может наступить, если человек вовремя не одумается. Этих чемпионов тоже можно изваять в виде статуй — это будут статуи — „предупреждения“. И разве это так уж фантастично? Разве сейчас не происходит очень часто страшное — калечат людей, нередко и детей, во имя спорта, который выступает в виде кровожадного Молоха, требующего все новых и новых жертв?
Так и хочется сказать — не нужен спорт, невероятные, нечеловеческие напряжения, надрыв, голы, очки, секунды, ревущие толпы болельщиков, нужна физическая культура, культура крепкого и прекрасного тела, радость здоровых мышц, счастье движения. Каждый должен уметь бегать, прыгать, играть в волейбол, кататься на велосипеде, летать на коне, когда под тобой словно проплывает огромный мир, а ты его властелин, переплыть широкую реку, погрузив горячее лицо в воду, и многое, многое другое. Но нет, спорт невозможно „закрыть“, его нельзя ликвидировать и забыть. Однако настало время вслед за Юрием Власовым спросить: зачем нам нужен спорт? „Никто никогда не пытался решить на государственном уровне вопросы философии спорта, его смысла, места в обществе, направления движения, наиболее рациональной и гуманной формы существования“, — пишет он („Советская культура“, 23 апреля 1988 г.). На государственном уровне, на уровне подзаконных актов — наверное, действительно ни одно государство в мире. Однако это делает литература, и в частности научная фантастика, которая помогает нам философски осмыслить уроки длинной спортивной истории человечества. „Традиции большого спорта уходят в века и тысячелетия“, — пишет Ю. Власов. Но это не только история. Большой спорт — это реакция общества на современную жизнь, и он должен стать праздником человеческой мощи и духа. Особенно важно, чтобы это был не только праздник могучих мышц, но и праздник гармонии, духовных сил человека.
За последние десятилетия у нас в стране вышло немало сборников научной фантастики. Приятно отметить, что издательство „Физкультура и спорт“ представляет научную фантастику таким сильным и ярким сборником, который отличается своей остротой в постановке проблем, их глубиной и зрелостью. Приятно и то, что в этом сборнике впервые выступает целый ряд неизвестных читателю советских фантастов, которые отнюдь не уступают своим более опытным западным коллегам, а подчас и превосходят их, во всяком случае, все вместе ткут общий узор на ковре, как бы состязаются друг с другом — кто здесь победит? Заглядывая в туманную даль грядущего, фантасты предлагают разные варианты решения проблемы спорта. Они как бы предупреждают — не иди одной, другой, третьей дорогой — тупик… Хорошо бы выбрать такую дорогу, по которой бы могли сообща идти все дети Земли.
Ванслова Е. Г.Константин Ковалев
Чиканутый
(СССР)
— А ну-ка, Костя, — негромко окликнул меня Витька Понедельник, — постой еще немного — я тебе побью.
Я уже начал было снимать перчатки и собирался покинуть поле вместе со всеми. Некоторые ребята, самые нетерпеливые, стянув с себя мокрые непослушные футболки, уже перелезли через штакетник, окружавший поле с беговыми дорожками, и мимо единственной невысокой деревянной трибуны неопределенного цвета медленно "ползли" усталые, вернее, вымотанные на косогор. Там, за тенистыми высокими тополями, находились раздевалки, души, в которых, разумеется, — шел пятьдесят второй год! — была только холодная вода, и прочие подсобные и административные помещения. Жара стояла ростовская. Казалось, не солнце, а сам воздух пек тело, туманил голову, а при глубоком неосторожном вдохе сушил душу. Футбольное поле на стадионе "Буревестник", в отличие от всех прочих полей города и даже страны, располагалось не с севера на юг, а с запада на восток — иначе его расположить не позволял косогор. Так что одному из вратарей солнце, если оно было на небе, било в глаза целый тайм, нагло слепило, явно подыгрывая сопернику, и тщетно натягивал бедняга вратарь обязательную тогда кепку на самые глаза. А само-то поле какое было! Трава росла только у корнеров, то есть угловых отметок, где мало бегали. А все остальное!.. Если бы это был просто грунт, мягкий, упругий. Этакая добрая мать сыра земля. Нет, в жаркие дни — а в Ростове их большинство в году — твердый, изрезанный глубокими трещинами грунт футбольного поля на "Буревестнике" был почти везде, а особенно у ворот, покрыт чуть ли не на глубину ступни серой горячей пылью, легко вздымающейся выше головы, стоило лишь топнуть ногой. А во что превращался вратарь, бросившийся на таком грунте на мяч! Пыль была на зубах, на ресницах, под свитером, в трусах и даже под наколенниками. Играть можно было только в наколенниках и налокотниках, обшитых толстыми войлочными полосками. Под длинными, до середины колена, трусами были еще одни трусы — чуть покороче: ватники, в бока которых были вшиты стеганые полосы, вырезанные из старой телогрейки. Ведь добро, когда падаешь на мягкую пыль, а если твердый бугорок попадется?.. Но что сухой пыльный грунт "Буревестника"! Учиться-то падать на мяч я стал семь лет назад, когда мне было девять, на голом дворовом асфальте, и мяч-то был не настоящий футбольный, а черный резиновый мячик чуть больше кулака. Из-за него мне потом, когда появился большой мяч (сперва кирзовый и лишь гораздо позже заветный кожаный), пришлось долго отрабатывать хватку — ведь маленький мячик ловят как воробышка, а большой — как арбуз!
