Было вкусно. Но я не злоупотреблял, решив сэкономить провиант — вдруг дверь пропускать перестанет, или решат, что кормить меня не стоит. Хлебушко да печенье отложил на черный день или на светлую ночь. Ночью зверский аппетит просыпается, хотя ему спать положено. Видать, я родом из ночных хищников. В какой-то из прошлых жизней. Похоже, что они таки были… эти прошлые… Леноша вернется — объяснит.
— Ау! Давай уж, Ленош, возвращайся… Или все-таки — тридцать лет и три года?
И тут белое мельтешение на экране сменилось сплошным ярким пятном, осветившим темное помещение, как прожектор — света я не зажигал, а было уже около трех ночи.
Я чуть прищурил глаза — все же слишком ярко светилось, но ничего, кроме сияния не увидел. Вскоре сияние стало терять в интенсивности, и на экране начало проступать лицо. Сначала только контуры и намеки на человеческие черты, а потом — вполне даже человеческое, Леношино личико! Ура!.. Заработало!.. Хотя нет, не личико, а очень даже убедительный лик, потому что, сохраняя все Леношины цвета и оттенки, он светился. Не так, как на иконах схематично изображают нимб вокруг условно человеческой головы, а каждой клеточкой. И видно было, что это не отраженный свет, в каком мы видим друг друга, а внутренний. Полное впечатление, будто лицо состоит не из плоти и крови, а из света и тени. Я даже посмотрел на лицо лежащей Лены, дабы сравнить, и удостоверился в верности своего ощущения: вот — плоть, вот — свет.
А лежащая Леноша вдруг хитро улыбнулась, легко выйдя из многосуточной летаргии, словно чуток подремала, и сказала:
— Познакомься, Ромео, — это мое истинное духовное лицо…
— Оно прекрасно, — не мог не признаться, — но целовать я предпочел бы твое настоящее физическое.
— Не зарекайся, извращенец! — хмыкнула она. — Ты понятия не имеешь о духовных эмоциях.
— А они есть?
И духовный лик, и физическое лицо Леноши наградили меня жалостливой снисходительной улыбкой, какими мамаши одаривают своих возлюбленных чад, прощая им младенческую неразумность.
Мог бы и сам сообразить, что духовное и эмоциональное — одной природы, информационной.
— Ну, и где ты шалтай-болталась все это время? — поинтересовался я старательно спокойно, будто она вернулась с недолгой прогулки. — Начальство тут в неадекват ушло.
— Да знаю я, — кивнула она деловито. — Потому и вернулась, чтобы тебе существование не усложнять…
Помолчала чуток, рассматривая меня, и заявила:
— А борода тебе идет: не пацан, но муж, достойный… внимания.
При других обстоятельствах я был бы вдохновлен сим признанием, но сейчас мне было искренне наплевать, как я выгляжу.
— Ерунда! — отмахнулся я. — Побреюсь — опять не буду достоин.
— Сдается мне, что ты теперь изнутри бородатый, — хихикнула она.
— Уходишь от вопроса, Елена Владимировна! Где была?
— Это невозможно объяснить, — призналась она уже серьезно. — Это надо пережить… Что я тебе и предлагаю сделать прямо сейчас… Освобождай меня, выводи из эксперимента. И пока установка под нашим контролем, ты пройдешь моим путем. Вернее, своим, но в ту же сторону. И обратно. Я буду тебя ждать. А то я могу лопнуть от невозможности обсудить то, что теперь знаю.
— Это не страшно? — глупо ляпнул я. Ляпнул, потому что, на самом деле, никакого страха не испытывал, а можно сказать, бил копытами от любопытства и нетерпения.
— Не бойся, мальчик, — вдруг изрек лик с экрана, — я тебя встречу… поцелуем…
Язык мой балаболил, а руки делали дело, выводя Леношу из эксперимента. Конечно, основную часть вела автоматика, но человеческий пригляд за ней никогда лишним не был. Впрочем, все шло по регламенту.
Примерно через час я освободил ее от датчиков на теле, и Лена с явным удовольствием поднялась, потирая ладонями тело.
— Отлежала чуток, — призналась она.
А ведь могли образоваться и пролежни, если бы не был предусмотрен специальный вибромассаж на лежанке и звуковой массаж от встроенных источников.
А может, и не могли, если это световое и духовное все держало под контролем. Кстати, Лена встала и отключилась от аппаратуры, а лик все так же ехидно светился на экране. Чудесны дела твои, господи…
— Может, тебе массажик провести, — деловито поинтересовался я.
— Я те проведу! — хмыкнула она и погрозила пальчиком, потом показала головой на лежанку: — Ложись давай!
— Уже?.. Ты погоди, — понял я. — Мне сбегать кой куда надо, а то оконфужусь тут в бессознанке.
— Беги, дурень! — разрешила Лена, пробормотав вслед: — Какая ж тут бессознанка? Сплошная беспросветная сознанка.
А у меня в процессе справления нужды вертелись в голове строки Вознесенского:
«Душа — совмещенный санузел,
Где прах и озноб душевой…»
Только не душа — совмещенный санузел, про нее мы ничего толком не знаем, а сам человек… Некоторые и не совмещенный вовсе, а типичное отхожее место… Душик еще, что ли, принять напоследок, дабы чистым предстать?.. Душ не душ, а руки и морду помыл.
— Ну, все? — хмыкнула Лена. — К делу…
Я начал раздеваться, и тут обоняние принялось подавать мне тревожные сигналы…
— Нет, Ленош, — решительно заявил я. — Я так не могу! Я должен искупаться! Я ж, пока ты… не мылся вовсе, боялся отойти… Что ж мне теперь — лежать и вонять?..
— Лучше не надо, — принюхавшись, согласилась она. — Спасибо, что подумал об этом. Иди, только быстро.
Наш санузел был не совмещенный, а смежный — с отдельными дверями для каждого функционала. Я помылся, вытерся, а одеваться не стал — что уж там… Будто мы не любовники. А время дорого.
— Хорош, — одобрила Лена и подтолкнула меня к лежанке.
Телу было удобно.
Она ввела мне в вену нанодатчики, и, пока они распределялись по организму, оборудовала меня с головы до ног макродатчиками — и контактными, и бесконтактными. Слава инженерам — сейчас для снятия электроэнцефалограммы не требовалось вводить в мозг электроды. Все, что имеет изменяющийся электрический потенциал, излучает, и измерение этих излучений — задача уже научно-техническая, на данный момент решенная.
Лена запустила программу тестирования аппаратуры и подмигнула мне заговорщицки.
— А ты что, так и будешь голышом тут сидеть? — по-хозяйски поинтересовался я.
— А что?
— Да тут быки в камуфляже временами шастают… Им вредны такие зрелища.
— Жадина… Ладно, тебя отправлю в мир иной, облачусь в халат. Потом, если все нормально будет, а оно будет нормально, переоденусь в свое. Пока предоставлю тебе возможность унести с собой мой прекрасный образ…
