Впрочем, на это уже нет времени.
Аномалия – это всего лишь скала, но такая причудливая, что создается полная иллюзия города. Это действительно загадка. А разгадку Оз могла подсказать только раса, жившая на этой планете. Эта раса создала сложную культуру и сложные философские системы, просуществовавшие десятки тысяч лет. Но их гений не распространялся на технику, оставшуюся на уровне нашего девятнадцатого века.
В дверь позвонили.
– Генри? – Голос в интерфоне звенел от возбуждения. – Ты спишь?
– Нет. – Он открыл дверь. – Вы проникли внутрь?
– Да.
Генри поправил простыню.
– Подожди пару минут. Я не думал, что это случится так быстро.
В коридоре стоял Фрэнк Карсон.
– У тебя там внизу хорошая команда. – В тусклом освещении он казался довольным. – Кажется, все уцелело.
– Здорово! Это просто чертовски здорово! – Генри включил настольную лампу. За окном с поверхности едва просачивался солнечный свет. – Вы уже все рассмотрели?
– Только краешком глаза. Мы ждали вас.
– Да. Спасибо. – Эта традиционная ложь позабавила Генри. Он знал, что все они сунули туда нос. А сейчас будут делать вид, что предоставляют ему право первооткрывателя.
Среди археологов Академии вряд ли можно найти человека более некрасивого, чем Генри Якоби. Как сказала когда-то Линда Томас, он всегда выглядел так, будто на него случайно уронили кучу металлолома. Все лицо как-то измято и взъерошено, а фигура совершенно искривлена. Общую картину дополняют волосы неопределенного цвета и вечно косящие глаза. Причиной косоглазия, возможно, было стремление исследовать сразу слишком много древних надписей. Все же это не мешало ему оставаться вполне светским и общительным человеком. Все любили его, женщины выходили за него замуж (у него набралось уже четыре бывшие жены) и люди, которые его знали, пошли бы за ним в огонь и воду.
Он был настоящим профессионалом. Как палеонтологи, которые могут из коленной кости собрать бронтозавра, так и Генри мог восстановить из горсти пепла целое общество.
Он прошел за Карсоном через пустую кают-компанию, потом они спустились по лестнице в операторскую. Жанет Аллегри, дежурившая за главным пультом, подняла вверх большой палец – все в порядке.
На экране кругового обзора плавно колыхались водоросли и плавали ядовитые рыбки. Дальше морское дно усеивали огни маркерных ламп. Солнечный свет почти не проникал в воду, и контуры Храма расплывались во мраке. Они вошли в шлюзовой отсек и надели костюмы Фликингера с реактивными моторами. Генри потирал руки, предвкушая удовольствие.
Карсон по-военному расправил плечи. Он был крупным мужчиной с квадратным подбородком и живыми, зорко смотревшими на мир глазами. Глядя на его выправку, никто не удивился бы, узнав, что он полковник в отставке армии Северо-Американского Союза.
– Это только начало, Генри. Я по-прежнему считаю, что нам надо оставаться здесь. Что они сделают, если мы откажемся уйти?
Генри вздохнул. Карсон плохо разбирался в политике.
– Академии здорово достанется, Фрэнк. А когда мы с тобой вернемся домой, то опять станем школьными учителями. Хорошо еще если обойдется без судебного разбирательства.
– Надо уметь рисковать, когда борешься за свои убеждения, Генри.
На самом деле он тоже задумывался об этом. Кроме Земли они знали еще три планеты, на которых возникли цивилизации. Одна из них – цивилизация Ноки, продолжала свое существование на Инакадемире. Жители Пиннэкла вымерли три четверти миллиона лет назад.
И Куракуа.
Куракуа была, конечно, золотой жилой. Пиннэкл слишком давно отошел в прошлое, а у Ноков возможности исследования были ограничены наличием местных жителей. Но все равно редко можно встретить студента-дипломника, который бы не нашел остатков древнего города, не раскрыл загадки массовой миграции, не обнаружил бы неизвестную ранее цивилизацию. Это был золотой век археологии. Генри Якоби сознавал важность спасения этого мира. Но он не собирался рисковать жизнью людей. Для этого он слишком стар.
– Мэгги знает, что мы пробились?
– Ей сейчас сообщают об этом. Бедной женщине не дают отдохнуть.
– Отдохнет, когда мы уберемся отсюда. – Мэгги – его ведущий филолог. Точнее, она расшифровывала коды и надписи, прочитать которые было просто невозможно. Лампочка на запястье левой руки замигала зеленым светом. Он включил энергетическое поле.
Карсон нажал кнопку выхода, замок повернулся, и дверь открылась. В шлюз хлынула вода.
Видимость снаружи плохая. Они находились слишком близко от берега. Лампы всегда покрыты слоем осадков, а в воде слишком много песка и редко удавалось увидеть целиком весь Храм.
Храм Ветров.
Злая шутка. Он затонул во время землетрясения, случившегося примерно во времена Томаса Джефферсона, когда здесь образовалась новая береговая линия. Храм был одновременно военным форпостом и святым местом – путешественники совершали туда паломничества задолго до того, как были заложены Ур и Ниневея.
Рыба метнулась перед ним и поплыла рядом. Слева в воде двигалось что-то большое. Карсон направил туда фонарь. Свет прорезал воду. Это всего лишь медуза. Совершенно безобидная. Она покрылась рябью, сменила окраску и не спеша поплыла дальше.
Фасад Храма украшала колоннада. Они опустились на каменный пол рядом с круглой колонной. Одной из десяти, которая еще сохранилась. Всего их когда-то насчитывалось двенадцать. Неплохо для здания, пережившего землетрясение.
– Фрэнк, – прозвучал в наушниках голос Линды. Она, похоже, была довольна. И не без причины. Именно она планировала эту часть раскопок – правильно все рассчитала, и теперь они работают с опережением графика. При данных обстоятельствах выигрыш во времени очень важен.
– Генри со мной, – сказал Карсон. – Мы идем к вам.
– Генри, – сказала она, – в пределах видимости путь вперед свободен.
– Прекрасно, Линда. Мои поздравления.
Двери Храма широко распахнуты. Они заплыли в неф. Линии цветных огней уводили в темноту. Генри всегда казалось, что свет ламп увеличивает размеры помещений.
– Голубые, – произнес Карсон.
– Вижу. – Они поплыли в глубь Храма, ориентируясь по голубым огонькам. От крыши Храма почти ничего не осталось. Серый свет, пробивавшийся с поверхности, казался маслянистым и тусклым по сравнению с веселыми огоньками маркерных ламп.
Генри чувствовал себя неважно. Плавание утомило его, но он неоднократно заявлял, что пользоваться реактивными моторами в зоне раскопок слишком опасно. Приходилось подчиняться собственным правилам.
