- Нет, нет. Сокровище обратится в прах. Монеты превратятся в гнилые бобы, ожерелья в мертвых змей и так далее, - отвечала она упрямо. - Оуэн предупреждал меня. Таков закон волшебной страны.
В другой раз мы заговорили о сокровище, сидя в темном ущелье у водопада. Мы говорили шепотом, чтобы не разбудить великана. И водопад был не просто водопад, а еще и храп, исторгаемый великаном, - а на самом деле ветер, что, как всегда, завывал в пустыне.
- Разве Оуэн никогда ничего не берет? - спросил я.
К тому времени я уже усвоил, что об Оуэне следует спрашивать, как если бы он был жив.
- Иногда приходится, - отвечала она. - Как-то раз злая колдунья превратила меня в безобразную жабу. Оуэн положил мне на голову цветок, и тогда я снова стала Элен.
- Цветок? Самый настоящий цветок? И ты взяла его домой?
- Большой цветок, красный с желтым. Такой большой, что не умещался в ладонях. Я хотела взять его домой, но все лепестки осыпались...
- А Оуэн ничего не берет домой?
- Только камушки, и то не часто. Мы сделали для них в сарае тайник вроде гнездышка. А вдруг это вовсе не камушки, а волшебные яйца...
Я встал.
- Пойдем, покажи мне их.
Она отпрянула, резко качнув головой.
- Не хочу домой, - заявила она. - Ни за что!
Она вырывалась и кривила губы, но я рывком поднял ее на ноги.
- Ну, пожалуйста, Элен, ради меня, - попросил я. - Заедем хоть на минуточку...
Я затащил ее обратно в "джип", и мы подъехали к домику, где когда-то жили Прайсы. Нам и раньше случалось проезжать мимо, и Элен каждый раз старательно отводила глаза, - не подняла она их и на этот раз. Она опять цепенела, превращаясь в "Элен из конторы". И тем не менее она и я следом за ней обогнули старый домик, покосившийся, с выбитыми стеклами, и пробрались в полуразрушенный сарай. Она откинула солому, наваленную в углу, и там действительно лежали кусочки горных пород. Я даже не понимал, насколько я взволнован, пока не испытал разочарования, подобного удару в солнечное сплетение.
Это были никчемные, обточенные водой кусочки кварца и розового гранита. Совершенно заурядные, если бы не одно обстоятельство: им просто неоткуда было взяться в базальтовой пустыне.
Через две-три недели мы перестали прикидываться, что ведем "полевые заметки", и ездили в пустыню с откровенной целью поиграть. Волшебная страна Элен была уже почти полностью нанесена на карту. С одной стороны гора - недавний сброс, казалось, обрушил с нее крупные глыбы к реке, текущей вдоль подножия, - а с другой стороны к реке мягко сбегала равнина. Крутой берег был лесист, изрезан глубокими ущельями, горные отроги там и сям венчали замки. Я настойчиво проверял Элен, но не было случая, чтобы она запуталась. Правда, время от времени она словно бы впадала в нерешительность, но тогда уже я сам подсказывал ей, где она, и это позволило мне проникнуть в ее тайную жизнь еще глубже. В одно прекрасное утро я осознал, что глубже, пожалуй, некуда.
Она сидела на какой-то колоде в лесу и плела корзинку из листьев папоротника. Я стоял рядом. Вдруг она подняла глаза и улыбнулась мне.
- Во что мы будем играть сегодня, Оуэн?
Такого я не ожидал и гордился тем, что мгновенно нашел выход из положения. Я отпрыгнул и ускакал, затем вернулся к ней и улегся у ее ног.
- Сестренка, сестренка, я околдован, - сказал я. - Только ты одна в целом свете можешь меня расколдовать.
- Я тебя расколдую, - отвечала она голоском маленькой девочки. - Кто ты сейчас, братец?
- Я большой черный пес, - заявил я. - Злой великан по имени Льюис Кожа Да Кости держит меня на цепи во дворе своего замка, а всех остальных псов он забрал с собой на охоту.
Она оправила серую юбочку на коленях. Уголки рта у нее опустились.
- И ты совсем один, только воешь весь день и всю ночь напролет, произнесла она. - Бедный песик...
Я закинул голову назад и завыл.
- Он ужасный злой великан, - заявил я, - и он знает все таинства черной магии. Но ты не бойся, сестренка. Как только ты расколдуешь меня, я стану прекрасным принцем и отсеку ему голову.
- Я и не боюсь. - Глаза у нее блестели. - Не боюсь ни огня, ни змей, ни булавок, ни иголок и вообще ничего не боюсь...
- Я увезу тебя в свое королевство, и мы будем жить там долго и счастливо. Ты станешь прекраснейшей из королев, и все вокруг будут любить тебя...
Я повилял хвостом и положил голову ей на колени. Она погладила мне шелковистую шерсть и потрепала мои свисающие черные уши.
- И все вокруг будут любить меня... - Теперь она стала очень серьезной. - Как же расколдовать тебя, бедный старенький песик? Живой водой?
- Притронься к моему лбу камушком из сокровищницы великана, - заявил я. - Это один-единственный способ расколдовать меня, другого нет...
Я почувствовал, как она отпрянула от меня. Она поднялась, ее лицо свела гримаса горя и ярости.
- Ты не Оуэн, ты обыкновенный человек! Оуэн околдован, я я вместе с ним, и никому никогда не расколдовать нас!..
Она бросилась прочь и, пока добежала до "джипа", успела превратиться в законченную "Элен из конторы".
С того дня она наотрез отказалась ездить со мной в пустыню. Похоже было, что моя игра исчерпала себя. Но я сделал ставку на то, что "Элен из пустыни" все еще слышит меня, пусть подсознательно, и избрал новую тактику. Моя контора располагалась на втором этаже над бывшим танцзалом, и, надо думать, во времена "дикого Запада" здесь происходило немало острых стычек между мужчинами и женщинами. Но вряд ли эти стены видели что-либо столь же странное, как новая моя игра с Элен.
Я и раньше имел обыкновение разговаривать с ней и мерить комнату шагами, пока она печатала на машинке. А теперь я принялся вкрапливать в обыденную болтовню элементы сказки и то и дело напоминал ей про злого великана Льюиса Кожа Да Кости. "Элен из конторы" пыталась не обращать на это внимания, но откуда-то из глубины ее глаз нет-нет да и выглядывала "Элен из пустыни". Я разглагольствовал о своей пошедшей прахом карьере геолога и о том, что все немедленно уладилось бы, если бы я обнаружил жилу. Я размышлял вслух о том, как это было бы здорово жить и работать в разных экзотических странах и как нужна была бы мне помощь жены, которая присматривала бы за домом и вела бы за меня переписку. Мои побасенки тревожили "Элен из конторы". Она делала опечатки и роняла вещи на пол. А я знай себе пел свое, стараясь нащупать точную пропорцию между реальными фактами и фантазией, и "Элен из конторы" день ото дня приходилось все труднее.
Как-то вечером старый Дейв вновь предупредил меня:
- Элен сохнет прямо на глазах, и люди говорят нехорошее. Миссис Фаулер толкует, что она не спит по ночам, все плачет и не хочет сказать, что с ней такое. Ты, часом, не знаешь, что ее мучает?
