Андрей Дашков - Инстинкт жертвы

– Тебе помогут вспомнить. – Нейрокаттер ухмыльнулся. Что-то было в его ухмылке. Что-то такое, без чего Кейза счел бы угрозу блефом.

Его жизнь разделилась на «до» и «после» операции. Возможно, кто-то попросту донес на него, заметив произошедшие в нем перемены, но это вряд ли. В Конторе Кейзу окружали люди, которые, мягко говоря, не блистали способностью делать выводы. Иначе они просто не продержались бы на своей работе. Их функции были просты, понятны и однозначны: слежка и охота за нейрокаттерами. Количество последних не уменьшалось, несмотря на то что в случае поимки их приговаривали к смертной казни. Правда, до этого редко доходило – большинство успевали принять яд или застрелиться. И тогда люди из Конторы получали официальные выговоры и неофициальные поощрения.

Благодетель Кейзы до сих пор был жив. В свою очередь, пациент оценил качество работы. Среди нейрокаттеров попадались коновалы, и мертвецов на их совести было больше чем достаточно. Тех, кому удалось избежать жертвоприношения, считали по пальцам. И Кейза оказался в их числе.

Таким образом, нейрокаттеры представляли угрозу для национальной безопасности. Раньше Кейза понимал, что означали эти два магических слова – «национальная безопасность», а теперь, хоть убей, – нет. Например, он не понимал, почему эту штуковину можно было отделить от его, Кейзы, личной безопасности.

Как ни печально, он задался подобными вопросами слишком поздно – когда возникла реальная опасность для собственной шкуры. Да, он не стал жертвой. Но во имя чего приносились жертвы? Им, потенциальным «спасителям», заложникам гражданского мира и общественного порядка, с раннего детства внушали «идеалы», которые впоследствии позволяли оправдать жертвоприношения. Им объясняли, что это необходимо для всеобщего процветания. Древние убивали людей, выпрашивая у богов милость. Современные жрецы выпрашивали тотальную благодать – но у кого?! КЕМ или ЧЕМ были демоны термоядерного века?

Кейза не знал ответов. Однако хотел бы знать, несмотря на то что извилин у него в мозгу поубавилось и IQ упал до среднестатистического уровня. Он ощущал мучительную раздвоенность. Воплощенная серость не должна задавать вопросов, кроме самых простых. Какое пиво предпочесть? Где отдохнуть вечером? В кого сунуть свой слепой член-поводырь? Кому подставить свою зубастую щель?..

Теперь, просыпаясь по утрам, Кейза не испытывал ни радости, ни тоски. Он ничего не ждал, возвращаясь к реальности. Разве это нормально?

Он не видел снов. Выбравшись из беспамятства и открыв глаза, он смотрел в синее (или серое, или черное) небо за окном и больше не чувствовал безадресной благодарности за то, что еще жив.

Тогда стоило ли убивать часть себя ради спасения целого? Он добровольно кастрировал свое «я», изуродовал свой разум – но по-прежнему хотел бы сохранить то, что осталось. И он все еще испытывал боль, как будто именно она служила последним исправным индикатором его сомнительной принадлежности к человеческой расе.

Глухая злоба охватывала его при мысли о том, каково придется его жене, если с ним случится непоправимое. И что будет с его сыном?.. Возможно, боль и оставшиеся эмоции были только неизбежным приложением к инстинкту самосохранения, который теперь назывался иначе.

Инстинктом жертвы.

Он продержался шестнадцать месяцев.

Декабрь 2002 г.