– Итак, мы предлагаем вам контракт. Вы рекламируете – для начала! – линию бытовой техники под слоганом «Наша техника – это фантастика», – говорил хорошо одетый мужчина.
Даже слишком хорошо. В последнее время Буйских научился отличать, чем просто элитные часы отличаются от «лимитед эдишн», а серийный костюмчик «Бриони» – от сшитого по персональным лекалам. Глаза человека были наглухо закрыты черными очками, а ниже очков рельефно выделялись в ярком офисном освещении острые, резко очерченные скулы.
– Я не против, – солидно кивнул Буйских и как бы ненароком обнажил левое запястье, где красовались часики – небольшие, изящные, но по деньгам мало чем уступавшие монструозным котлам рекламщика.
– Есть условие, – обронил рекламщик. – Вы обязуетесь ничего не писать. Для начала – в течение двух лет.
– Это как же? – решил возмутиться Володя. – Это ж мне «Глобал-Пресс» такую неустойку выкатит…
– Знаю, – согласился рекламщик. – Неустойку мы оплатим.
Буйских ощутил, что какое-то сосущее беспокойство возникает в груди, какой-то жгучий ком зашевелился, выбрасывая щупальца к низу живота. Что-то не так, такие деньги… за что, вот в чем дело? С другой стороны – в десять раз больше, чем за писанину.
А как же апокалиптика? Это ж в стол придется писать…
– Ничего не писать, – словно читая мысли, обронил рекламщик. – Даже в стол.
Он снял очки. Во взгляде серых глаз его ощущалась какая-то давящая материальность, словно взгляд этот обладал вполне физическими свойствами – весом, к примеру, или твердостью. Пожалуй, твердостью – рассек Володю надвое, словно тот был сделан не из плоти и крови, а из какой-нибудь призрачной дымовой субстанции…
– Я… я подумаю… – забормотал Буйских, не в силах опустить глаз. – Подумаю…
Рекламщик водрузил очки обратно.
– Кстати, я владею всеми рекламными фирмами Москвы и даже России, – заметил он. – Вернее, не то чтобы владею… не знаю, как выразить точнее. Это мое. Не смотрите, что они вроде бы как конкурируют между собой. Все – мое. Вернее, мое и таких, как я. Думай, человек. Не задерживаю.
Володя выплыл на улицу словно в тумане, хотя настоящий туман и сумерки тоже имели место быть. Хотелось выпить чего покрепче, не пива и даже не вина, но он лишь закурил – гори оно все синим огнем – и обнаружил у бровки все того же бомбилу-апокалиптика.
– Домой, – он обессиленно раскорячился на сиденье. – Проспект Мира, Алексеевская.
– Не соглашайся бездумно, человек, – произнес водитель. – Послушай и, возможно, поймешь.
– Вы кто?! – Буйских только сейчас понял, что бомбила по-прежнему в темных очках, а ведь уже не то что сумерки, уже темно, и как он собирается вести машину?..
– Не водитель. В моих руках – весь издательский бизнес, кино и телеиндустрия, производство компьютерных игр… О, эти компьютерные игры, – напевно пробормотал водитель.
– Вы кто?!
– Я? Я – никто. Вернее сказать, я – Ничто. А еще вернее, мы – Ничто. И поэтому нас интересует умножение виртуальности. Виртуальности, а не материальности. А книги, кино, игры и прочие описания несуществующего и порождают ее, виртуальность. В то время как реклама заставляет людей обращаться к миру вещей, приобретать предметы, продуцировать все больше сложно организованной материальности… Было время, когда мир отвердел и овеществился, и мало стало в нем пустоты… но сейчас… О, сейчас… Ваши образы несуществующего благодаря раскрутке и резонансу развивающейся спиралью устремляются к границам Вселенной и там, на бесконечности, обращаются в чистую виртуальность, в Абсолютное Ничто…
– Так вы пришельцы, что ли? Иные?
– Можно определить и так, – ответил водила, – а вот вы кто, хотел бы я знать…
«Шевроле» плыл в туманной мгле, причудливо расцвеченной городскими огнями. В поле зрения Буйских возник ситилайт с пылающей надписью: «Кризис?.. Читай «Библию»!»
– Мы плохо понимаем людей, – продолжал собеседник. – Человечество – это, как бы сказать… субстанция. Но мы стремимся во всем следовать вашим правилам, хотя и не понимаем их. Ты не должен нарушать контракт и не должен производить материальность. Конечно, у нас с ними Договор, иначе почему бы они иногда рекламировали наши проекты… Но… Но теперь Договор можно и нарушить. Я ощущаю нестабильность – она исходит от тебя – и вижу, как изгибаются мировые линии… Я лично дал тебе сюжет. Пиши.
«Кто из них Темные, а кто Светлые, вот в чем вопрос», – всплыла в пустой до звона голове Буйских отчетливая мысль.
– Идиот. Мы – никакие, – произнес водитель, снимая очки.
Из зрачков его излилась на писателя пустота, схватила, обволокла и швырнула в бездонные черные колодцы, откуда нет возврата…
– Приехали, – донеслось до Буйных словно с другого конца Галактики. – Пятихатка с тебя, фантаст.
Негнущимися пальцами Володя отсчитал купюры и рысью бросился в спасительную, как ему казалось, пещеру подъезда. Ввалился в квартиру – не ту, однокомнатную съемную берлогу, а новую – большую, уютную, оснащенную всеми достижениями современной городской цивилизации…
Но несчастья не желали заканчиваться. Из кресла в гостиной на Володю взирала длинноногая и белобрысая девица, сплошь затянутая в черную кожу. Взирала, разумеется, через стекла непроницаемо-темных очков.
– Буйских Владимир Викторович? – мелодично прозвучал ее голос.
Володя лишь издал стон, более всего напоминающий блеяние влекомого на убой барашка.
– Что вам всем от меня надо?! – выкрикнул он. – Я что вам, Избранный какой-нибудь, что ли?
– Владимир Викторович, – мягко произнесла девица, – присядьте. Выпейте чего-нибудь. Насколько я знаю, люди в таких случаях пьют растворы этилового спирта. Или я ошиблась и вы предпочитаете грибы? Кактусы? Конопляный дурман?
Буйских рухнул в кресло напротив. На столике между ними стояла бутылка текилы. В форме изящного графинчика. Ну конечно, – «Patron Reposado». На чайном блюдечке тонко порезанный лайм, и горка соли – на кофейном. И почему-то чайная кружка вместо рюмки.
– Я ничего не перепутала? – озабоченно вопросила девица.
Какая-то необузданная лихость охватила Буйских. Он захихикал, стараясь не глядеть на девицу, налил себе полную кружку текилы, залпом опростал, бросил в рот несколько долек лайма и щепоть соли.
– Я приступаю, – сообщила девица.
– А ты кто? – сглотнув кисло-соленую слюну и отерев проступившие слезы, спросил Володя.
– Я – Сущность высшего порядка, – сказала она и продолжила с внезапным металлом в голосе: – Владимир Викторович Буйских, Сущность высокого порядка, с величайшим прискорбием сообщаю, что вы оказались нарушителем Равновесия и подлежите изъятию из мира без каких-либо остатков, как то: информационных коконов, торсионных завихрений или каких-либо иных следов. У вас есть пять минут прямого времени для Последнего Высказывания.
