"Я не могу поверить в эту формулу, - думал профессор, не могу! Но это значит, что я не верю Марку! Сомневаюсь в нем и в его отношении ко мне".
Поэтому Крабовский все время пытался уйти от решения или хотя бы оттянуть его на неопределенный срок.
А подумал он вот о чем: "Почему Марк не поделился своим открытием с товарищами? С Александром Вревским и астронавигатором Шубенко? Ведь это не только естественно, но и единственно верно. Иначе нельзя! Нужно обо всем расспросить Марка. А там посмотрим!"
"Все-таки почему он им ничего не сказал? Или сказал? Конечно, ему могло что-нибудь помешать... Вревский как будто заболел и остался в госпитале на Луне. Да, это нужно будет выяснить".
Крабовский облегченно вздохнул, включил осветительные панели и пододвинул к себе снимки, чтобы еще раз тщательно их просмотреть.
Марк вернулся уже поздно вечером. Он выглядел очень усталым, но держался гораздо увереннее и тверже, чем утром. Крабовский поймал себя на том, что заранее предвзято относится к Марку. Точно собирается в логическом единоборстве уличить его во лжи.
- Ты уже ложишься, дядя? - спросил Марк, входя в кабинет.
- Нет, Марк. Нам нужно поговорить.
Марк направился к креслу.
- Скажи, мой мальчик, - спросил Крабовский, как только Марк сел, - что думают по поводу всего этого твои товарищи?
Марк неопределенно пожал плечами и как-то смущенно и нерешительно промямлил:
- Алик тяжело заболел сразу же после того, как мы возвратились в Систему. Мы оставили его у Вотерса на восьмом Лунном космодроме... Как только его состояние улучшится, я ему обязательно сообщу.
- А Шубенко?
- С ним я говорил... Позавчера.
- Ну?
- Все это очень сложно, дядя. Мне трудно тебе объяснить! Во всем этом нет ни малейшей логики... Совсем иные, не знаю, как это выразить...
Крабовский чувствовал, что Марк говорит с трудом, борется с чем-то для него неприятным.
- Здесь совсем иные мотивы, - продолжал он уже какой-то скороговоркой, точно перескочив через невидимое препятствие, - все очень сложно...
- Я отказываюсь тебя понимать, - сухо сказал Крабовский.
В нем постепенно росло раздражение. Он хотел добавить что-то еще, вероятно, более резкое, но Марк остановил его жестом.
- Шубенко не хочет об этом ничего знать! - сказал он твердо и зло. - Эх, если бы Алик был здоров! Шубенко какой-то скользкий тип... Понимаешь, дядя, он очень всем заинтересовался, все смотрел и выспрашивал, а потом сказал, что нам лучше обо всем этом молчать. По крайней мере некоторое время.
- Но почему? - тут уж Крабовский действительно ничего не мог понять.
- Ах, дядя! Почему, почему... Да разве ты веришь этому? Даже ты! Вот Шубенко и считает, что незачем набрасывать тень недоверия на наш великолепный эксперимент по проверке следствия Райша. Все равно нам никто не поверит. Этому ведь просто нельзя поверить, невозможно. А доказательств никаких!
- Позволь, а это? - возразил Крабовский, указывая на пачку снимков.
Марк безнадежно махнул рукой.
- Снимки - это не доказательство... Наш агрегат синемапамяти не запломбирован.
- То есть как это?
"Час от часу не легче, - подумал Крабовский, - синемапамять перед отлетом пломбируется, а пломбу может снять лишь доверенное лицо Академии наук. Да и то только на Земле".
- Тут целое сплетение нелепых случайностей, - продолжал Марк. - Я не знаю, как это получилось. Но Алик был неосторожен. Он попал под облучение.
- Как это случилось?
- Я не знаю. Я дежурил у гравилокаторов и был очень занят. Когда я вернулся в салон, то Алик лежал с окровавленной головой на полу. Агрегат синемапамяти был тоже разбит... Почти вдребезги. Шубенко к тому времени уже седьмые сутки находился в анабиозе. Я его поднял. Алик только раз пришел в себя. И то ненадолго. Он сказал, что внезапно ослеп и упал. Я спросил его, чем он занимался до того, как упал. Алик ответил, что собирался уложить синемапамять в контейнер абсолютной жесткости, куда только что отправил катушки с записью.
- Зачем он собирался это сделать?
- Так всегда делают при подходе к Системе. Мало ли что может с нами случиться... Документы должны уцелеть... На чем я остановился?
- Что Алик вдруг ослеп, стоя у агрегата, и упал.
- Ах, да! Я спросил его, где он попал под облучение.
- А почему ты думаешь, что это облучение?
- Я исследовал глазное дно. Анализ латентных изменений свидетельствует о мгновенном лучевом ударе.
- Нейтроны?
- Нет, скорее ро-мезоны. Мы стали думать, где это могло произойти. Алик ничего не мог припомнить. Лишь однажды, это было еще на Бледном Нептуне, когда я летал на разведракете над островом, Алик вышел в пространство. Он хотел, как говорится, подышать свежим воздухом. Никакой опасности в этом не. было, так как на нем был скафандр высшей защиты. Тут-то он и почувствовал мгновенную вспышку и резь в глазах, это было как раз над островом, но так как все сразу же прошло, он не обратил на это внимания.
- Но ты же сам говоришь, что на нем был скафандр высшей защиты!
- Эта защита хороша против чего угодно, но не против ро-мезонов. - В природных распадах они не встречаются, вот и не предусмотрели фильтра... Ведь это тоже загадка: откуда на проклятом острове источник ро-лучей? Сейчас мне начинает казаться, что Алик пострадал от того же пучка лучистой энергии, который дал нам эту формулу с Бледного Нептуна.
- Да, действительно стечение обстоятельств... Так что же было дальше?
- Алик опять впал в забытье. Мы оставили его на Луне... Вотерс говорит, что он выздоровеет и будет жить и наслаждаться. Но не раньше чем через год.
- Ну хорошо, положим, что Алик разбил прибор, как же ты получил эти снимки?
Марк хотел вспылить. Крабовский видел это по его лицу. Но он все же сдержался и медленно, растягивая слова, ответил:
- Агрегат синемапамяти можно разбить. Но алмазно-индиевые блоки памяти неуничтожимы. Я вынул их из груды исковерканных обломков и положил в карман.
- Ну и превосходно! На них есть номера, и ты мог их сдать на Луне сразу же после посадки!
- Ах, дядя! Конечно, мог! Но я забыл. Я был слишком взволнован несчастьем с Аликом. Я просто доложил, что агрегат разбит... Пойми, что, если бы не эти проклятые формулы, ни у кого бы и не возникла мысль обвинить меня в... шарлатанстве, что ли... Ну, забыл сдать память от разбитого прибора! Какой в этом грех? О, если бы я знал, что хранится в этой памяти, тогда бы... я просто не смог забыть ее сдать. Но мне казалось, что мы не везем совершенно ничего интересного, кроме результатов эксперимента, к которым синагрегат не имеет никакого отношения... Это действительно порочный круг нелепых случайностей! Прав Шубенко - нужно молчать!
- Ну и молчал бы себе! Кто тебя за язык тянет?
