Метафора:
Я, например, не люблю коньяк "Белый аист" - редкостная дрянь, по-моему. Но я знаю множество людей, высоко ценящих вкус этого молдавского напитка. А теперь предположим, что на питерский ликероводочный завод пришла цистерна, чтобы разливать на месте. А директор (или другой имеющий власть человек), который подобно мне терпеть не может этот сорт коньяка, распорядится добавить некий ингредиент для улучшения вкуса и лишь затем разлить по бутылкам с фирменной этикетной. Неважно стал ли вкус коньяка лучше или хуже - он перестал быть "Белым Аистом", который ценят знатоки. И это преступление! Каждый желающий (теоретически конечно, знаю) может обратиться в суд за нарушение прав потребителя. Разве в книгоиздании не та же ситуация? Разве автор, чья фамилия, то есть "марка" будет красоваться на этикетках, прошу прощения, обложках, не отдает свой текст лишь для разлива, то есть тиражирования? И разбавление его текста любым ингредиентом неважно к какому результату это приведет, есть нарушение прав потребителя. Купив роман Васи Иванова они получают текст разбавленный творчеством Пети Сергеева.
Не спорю, ляпы могут быть у любого автора. Посмотрите работы люденов и убедитесь, что досадные промашки были и у мэтров. В этом нет ничего страшного - да и много ли читателей знали о них, пока их не раскопали дотошные людены? Не секрет, что именно авторским и переводческим ляпам русский язык обязан такими общеупотребительными выражениями, как "развесистая клюква", "быть не в своей тарелке", "легче верблюда провести сквозь игольное ушко".
Я не знаю, почему Я.Брянский перевел фразу "A horse, a horse! My kingdom for a horse!" как "полцарства за коня", но честное слово, перед глазами так и видится картинка как редактор прошлого века покусывает перо и думает: "Если Ричард Третий отдаст все царство, то зачем ему конь? Не порядок, не продумал Шекспир..." И чиркает слова "все царство", на слова "пол царства" - так более реалистичнее. Это, конечно, лишь моя фантазия, как было на самом деле я не знаю, но известная всем фраза переведена неверно - это факт.
И, практика показывает, что настоящие ляпы редактора не ловят пропускают. Я могу привести десяток примеров из собственной практики, но сейчас не хочу отнимать время у других докладчиков.
Поэтому постулат второй:
Пусть в моем тексте, останется даже целых ПЯТЬ ляпов, но моих, за которые я, как автор, отвечу, чем редактор добавит мне два десятка своих. Хоть его фамилия и будет стоять в выходных данных, но я не знаю ни одного случая, чтобы претензии предъявлялись редактору - только и исключительно автору.
И, напоследок, советы, которые отнюдь не являются секретом для большинства здесь собравшихся. Чистите рукопись, собираясь предлагать издателю, до возможного блеска, не отдавайте, если чувствуете, что можете исправить хоть запятую. Обращайте внимание даже на пунктуацию. Лет десять назад Андрей Михайлович Столяров заметил: "Для этого есть корректор, я сосредотачиваю внимание на более важных вещах". Да нет здесь мелочей! Пропустят корректоры ваши ошибки, если не все, то половину - точно!
Между прочим, когда писатели перешли на компьютеры, первое время издатели за набор платили. Потом резко прекратили, заявляя: давайте распечатку, мы сами наберем! И тем не менее, я не слышал, чтобы кто-то из авторов отдавал распечатку. Конечно, отдав текст на дискете автор убыстряет процесс как-минимум на один-два месяца. А во-вторых, что немаловажно, я не знаю какой грамотей будет набирать мой текст и не захочется ли и наборщику "подправить" автора - такие прецеденты мне, к сожалению, известны.
И второе: я воспринимаю любое вмешательство в моей текст (кроме советов друзей и то в устном виде) как элементарное недоверие к моей добросовестности и компетенции, то есть, как прямое оскорбление и унижение. Чтобы не нажить себе врагов во всех издательствах, приходится переступать через себя и благодарить людей за то, что они тебя унизили. Унижения терпеть всегда тяжело, не только писателю. И даже договоренность в "авторской редакции", как показывает практика не всегда останавливает редактора. Я нашел для себя выход, возможно, не идеальный. Кстати, он полностью совпадает с подходом, демонстрируемым нам Михаилом Веллером. Необходимо создавать себе репутацию скандалиста, буквоеда, человека, который каждое слово сверит с первоисточником и устроит громкий скандал в случае чего. Тогда, может быть, будут просто элементарно бояться. Чем собственно, я сейчас и занимаюсь. Спасибо за внимание.
Легостаев Андрей
Два постулата и метафора
Кратко об истории сегодняшнего действа.
Рукопись моего нового романа мне дали на сверку после "редактуры". Увидев "правку" я чуть не запил с горя. Но не запил, а написал гневную статью, предназначенную для ответственного человека в издательстве. Цель того опуса преследовалась единственная - либо я, либо редактор. Цели добился, роман пошел "В авторской редакции". Но данное друзьям-знакомым письмо вызвало маленькую бурю в стакане - больно уж наболело. Nо письмо я зачитал на литературном кружке в конце сентября, после меня выступали Александр Мазин и Святослав Логинов (тогда он говорил с листа. Прошло какое-то время, я успокоился и попытался немного осмыслить ситуацию. Ознакомившись же с докладом Святослава Владимировича, который вы сегодня услышите) я, (поскольку отвертеться от выступления мне казалось неэтичным) решил ограничиться двумя постулатами, одной метафорой и одним советом.
Постулат первый:
Если на одной странице рукописи больше одной правки, то издательству следует выбрать одно из двух - либо гнать в шею автора, не умеющего писать, либо распрощаться с очковтирателем-редактором, вместо настоящей работы, занимающегося черт знает чем.
Полагаю, доказывать здесь ничего не нужно - в первом случае так и происходит, поскольку в нормальном издательстве прежде чем подписать договор с рукописью ознакомятся. А вот горе-редактор вынет из автора море нервов, заставляя возвращаться к уже сделанной работе.
Хороший редактор Леонид Филиппов после согласования со мной редактуры "Замка Пятнистой Розы", где было около пятидесяти правок на двадцать листов (по нынешним временам - всего-то!), сказал: "Если бы я знал, что вы столь покладисты, я был бы более привередлив", на что я ответил: "Если бы вы были более привередливы, я был бы менее покладист".
Я привык уважать собственный труд и уважаю чужой. Я понимаю, что редактор работал над моим текстом и хотел как лучше. Поэтому, чтобы не осложнять себе жизнь и не портить нервы хорошему человеку, я вынужден соглашаться на какой-то процент правки. Но не было ни одной в пяти моих вышедших книгах, чтобы я посчитал, что без этой правки было бы хуже.
