* * *
С потолка срывались капли - тяжелые и прозрачные, и очень холодные в сравнении с остальной водой. Пар сгустился. Казалось, что смотришь на мир сквозь школьную промокашку. На Сашином теле не осталось уже ни следа копоти, а он все тер и тер бока, плечи, спину. Лицо. Коротко стриженые волосы. - ...А бывает, стыдно признаться, - говорил Вова. - Стыдно признаться людям, какую подлость совершил... - Глупость, - поправил, поморщившись, Олег. - Подлость, - хрипло отозвался Саша. - Правильно Вован говорит. - А я детдомовец, - надменно бросил Олег. - Кому я нужен? - У тебя дети могли быть, - укоризненно сказал Саша. - А могли и не быть, - огрызнулся Олег. - Это вы, у кого мать там, отец, кто из-за жвачки повесился - вы дураки. А мне другой дороги не было... Так и так пришили бы... - Ты бы рот заткнул... Кто, ты сказал, из-за жвачки повесился?! Антон потихоньку отошел в сторону. Отвернулся лицом к стене. Горячая вода хлестала по макушке.
* * *
...Не в один день. Медленно. Долгие месяцы. Тогда еще было время. Уже полгода прошло с тех пор, как Ленка вышла замуж. Ее живот был как огромный баскетбольный мяч. Злые языки говорили, что свадьба случилась "по залету", и уговаривали Антона "не переживать". Потому как "невеликое сокровище". Антон слушал. Не кивал, но и не спорил. Только потом, вернувшись домой, долго мыл руки, уши, тер мылом щеки. Кожа на лице скоро стала шелушиться. Мама купила ему крем. Мама смотрела бесконечные нудные сериалы. Он уходил на школьную спортплощадку и играл. Сам с собой. До остервенения. Забрасывал мячи в лысое, без сетки, кольцо. Колотил об асфальт. В темноте. Вслепую. Играл. - Ты понимаешь, что если вылетишь из института, тебя сразу загребут в армию?! Он послушно ходил на лекции. Ничего не понимал. Сидел, как болванчик. Над ним смеялись - из-за роста. Звали "кишкой", "шпалой", да ну, всех баскетболистов дразнят одинаково... В глубине стола хранились их с Ленкой фотографии - он их не выбросил. Идиот. Ему надоели мамины упреки. Ему надоели сериалы. Он понимал, что сессию не сдаст. У него не было ни одного друга. Он был лишний. А мама в тот день приготовила ему бутерброд с маслом и сыром. Заварила чай в маленьком термосе. И положила яблоко. Он не знал об этом. Он не открывал сумку. Он только теперь об этом знал. Если бы он открыл сумку - это яблоко удержало бы его.
* * *
- Мэл... - Да? Антон понял, что не сможет сказать приготовленную фразу. Глаза у Мэла были темно-зеленые, вязкие, а кроссовки белые, как яичная скорлупа. - Я сожалею, - выговорил Антон. - Я раскаиваюсь. - В том, что плохо играл? - Нет... В том, что я... И замолчал. - Ну и? - Мэл чуть заметно подмигнул. - Я мерзавец! - почти выкрикнул Антон. - Я предатель... - И что? - Мэл усмехнулся. Антон молчал. - Не имеет значения, - сказал Мэл. - Я тебе не судья. Теперь у тебя одна задача и одна мысль в голове: как бы забросить мяч в корзину. Это единственное утешение, которое я могу тебе предложить... И будь доволен: другим и такое утешение недоступно.
* * *
Смысл его слов дошел до Антона много позже. Игровое поле было местом, заменяющим жизнь, а душевая - аналогом смерти. Символом отчаяния. Во время игры он думал только о мяче. Только о том, как избавиться от защитника-опекуна и "предложить" себя разыгрывающему. Как точнее сделать передачу. Как обвести. Как отобрать. Как забросить. Будничная гибель, подстерегающая его в момент результативного броска, перестала пугать. Только огнемет по-прежнему вызывал ужас, но огнеметами и Людовик, и Мэл пользовались в исключительных случаях. На глазах Антона однажды сожгли Сашу и однажды - Вову. Сам он подобной участи до сих пор избегал. Зато в душевой он всегда помнил, что случилось. В душевой он всегда думал о маме и о красном яблоке на дне спортивной сумки. Стоял лицом к мокрому кафелю, слушал, как переговариваются ребята в соседних кабинках, видел зеленый двор под ногами - и мамино лицо, когда она узнала. Ленка почти не вспоминалась. Она, наверное, уже родила. А может быть, прошел только один день... А может быть, сто лет. И там нет уже никого, кто его знал. И, значит, мама уже свободна от... А может быть, это навечно. - Слушай, Сашка... - Чего? - А что эти козлы, в армии... что они с тобой делали? - Отстань, - Саша сразу отдалился, насупился и поскучнел. - Ты понимаешь, - сказал Антон, глотая горячую воду. - Меня ведь никто... Я из тех, кто "из-за жвачки повесился". Только я не вешался. Я... - Мало ли, - сказал Саша. - Вон Славка-младший тоже. У него папаша был бизнесмен. Славка в Англии, в колледже... так ему надоело. Выбрал, понимаешь, свободу. И ты выбрал свободу. Ну и я тут, вместе с вами. Через этих козлов. - А у тебя мама осталась? Саша посмотрел вверх, не жмурясь под струями воды, как будто глаза его были стеклянные: - Хоть бы справедливость была... А так - никакой справедливости. Людовик меня поменяет, если только что... Я ему говорил - вы же все про меня знаете. Я ж не с жиру, а от отчаяния... А он говорит - ну и что.
* * *
- Что с тобой, Тоша? Антон молчал. Вот уже вторую игру он откровенно саботировал. Ронял мяч. Промахивался из выгоднейших положений. Равнодушно следил за игрой, ходил по площадке пешком, будто сторонний наблюдатель. - Что с тобой, ты перехотел играть? Надоело? Готов расстаться с ребятами - и со мной? - Да, - сказал Антон. - Что?! - Я готов пойти на общих основаниях, - выговорил Антон, глядя Мэлу поверх головы. - Это было бы справедливо. Мэл помолчал. Взял Антона за плечо; его прикосновение было, как ласка гигантского богомола: - Ты что-то знаешь о справедливости? Поделись со мной. Я вот не знаю.
* * *
- Это Данилка, - сказал Людовик. - Отлично играет в нападении. Прошу любить и жаловать... Антон, можно тебя попросить размяться с Данилом один на один? Парень был двухметровый и очень молодой. Лет шестнадцати, не больше. Насупленный. Напряженный, но не испуганный. В хорошей футболке от известной фирмы. - Давай, - Мэл бросил Антону мяч. И пока мяч летел - Антон успел понять, что Сашу больше не увидит. "Что ты знаешь о справедливости?" Почему - Саша?! Он, Антон, добровольно отказался от поблажки. А Саша - тот всегда боялся пойти на общих основаниях... "Людовик меня поменяет, если только что..." И вот он, Антон, играет с каким-то Данилкой. ...Этот подросток был решителен и самоуверен. И он был на полголовы выше Антона; игра шла по кругу: Данил прижимал Антона к линии, мяч выходил в аут. И снова: Данил прижимал Антона к линии... - Хорошо, - сказал Людовик. - Мэл, Антон, обождите меня недолго. И ушел за забор - вместе с Данилом. - Менять будет, - сказал Мэл. - Что? - не понял Антон. - Этот не годится. - А чем ему не угодил Саша?! Мэл пожал плечами: - Ведь это он себе выбирает игроков, а не я и не ты... Правда? И в ту же секунду появился Людовик с другим парнем - это был ровесник Антона, затравленный, мосластый, в поношенной флотской тельняшке.
