Латинос отошел к своим, и они принялись оживленно лопотать на ихнем проклятом диалекте. Вскоре Адам обратил внимание, что в основном спорят Рамирес-Родригес-Хесус и пахан; остальные лишь посмеиваются да подбрасывают им реплики. Приятно было видеть, что над словами Хесуса эти неотесаные парни смеются легче, веселее; а над выкриками их главаря вроде как по принуждению. Впрочем, это могло Адаму и казаться.
Затем спор постепенно улегся и Хесус подсел к нему:
- Не тушуйся. - Протянул тонкую черную сигарету, но Адам покачал головой. - Человек везде выживет. Тебе доводилось бывать в подростковых лагерях?
Нармаев снова сделал отрицательное движение.
- А я проводил там каждое лето с тех пор, как себя помню, до тех, как стал сам заботиться о своем отдыхе. Жаль, что тебя там не было, а то сейчас бы сразу смекнул, что к чему. Взрослый человек, в принципе, может задавить в себе все, что угодно, но из детей это прет. А теперь поперло изо всех - это естественно. Мы больше не люди, мы - стая; кто сильный - тому все. Надо было тебе хоть вякнуть что-нибудь; получил бы по зубам - это что, зато...
Адама слегка подташнивало - от этого постоянного унижения, за последние годы нарастающего по экспоненте, - и сейчас все стремительней.
- Как это?
- Теперь никак, - скривился Хесус. - Эту партию ты проиграл. Но начиная новую, помни...
Ни один из советов Адаму Нармаеву в его жизни не пригодился.
* * *
Этой же ночью его подняли и повели - снова в кабинет начальника колонии. Шествуя под конвоем ярко освещенными до боли знакомыми переходами, Адам обдумывал, что может сказать ему китаянка и что следует ответить.
Китаянки не было. Теперь кабинет занимал рыжеволосый громила с перебинтованной головой и кошмарным старым шрамом от виска мимо уха спускающимся по шее за воротник серого комбинезона. Из ухмыляющегося рта торчали гнилые зубы - через один. На погонах - вообще никаких знаков отличия.
Детина рыкнул по-звериному, подался вперед и плотоядно прохрипел:
- Теперь ты - мой! Фамилия?
- Нармаев, - и добавил: - Адам.
- Сколько и за что здесь?
- Приговорен решением трибунала в октябре 2153 года к бессрочному заключению на орбитальной станции "Оптима".
- Все - правильно, - рыжеволосый сжал огромные кулачищи, посмотрел куда-то Адаму за спину и вдруг фыркнул: - Брысь!
Конвоиры, сопровождавшие его сюда, смылись. Рыжеволосый усмехнулся и встал: росту он оказался ниже среднего, но уродливо широкий. Тоже мутант.
- Добро пожаловать в мою маленькую армию, - заговорил он, - легионер Адам Нармаев.
Конечно, это был легендарный человек, известный всем понаслышке и почти никем вживую или на снимках не виденный, - Командующий Франсуа. Самое смешное, что Французским Легионом командовал действительно француз; имя его на самом деле было - Франсуа, а должность - командующий, хотя носил он комбинезон рядового без всяких знаков отличия.
Французским легионом это формирование было названо по аналогии с Иностранным легионом, существовавшем некогда во Франции. Но если туда шли исключительно добровольно, - в этот - только по приговору.
И из этого - не возвращались. Пять или десять лет Легиона - вернее любой смертной казни.
Адам понял, что если сейчас же не начнет относиться к своей судьбе с юмором, то уже к завтраку может лишиться рассудка.
* * *
- "Эй, не мешай нам, мы заняты делом, строим мы, строим тюрьму"... бормотал он, управляя роботом, стягивающим детали исполинского конструктора, вгоняя нужные выступы в нужные пазы, загоняя заклепки толщиной в ногу, орудуя горячей сваркой и лазером. И все это - в открытом космосе.
- Что ты сказал? - раздался искаженный голос в наушниках. Значит, его бормотание услышали все.
- Ничего. Я читал стихи.
- На каком это языке?
- На русском. Стихи не переводятся.
- Это не тюрьма, - подал голос кто-то, кто разобрал его слова. - И даже не гроб.
- А что же тогда? - выкрикнул еще кто-то. Господи, что сейчас начнется! Когда сто человек пытаются говорить одновременно на одной частоте...
- Ты видел глубокие круглые дырки? Они повсюду. Туда можно засунуть руку, и если постараться - нащупаешь дно. Что это, знаешь?
- Ничего. Экономия металла. Снижение веса.
- Дурак, - ответили наушники. - Ты слышал когда-нибудь про пальцы Файнхальса, поэт?
Там его называли писателем, а здесь, чего доброго, приклеится теперь кличка "поэт".
- Я уже думал об этом, - высказался еще чей-то голос.
- Что это за пальцы?
- Оружие, - спокойно пояснил первый. - Старое, столетней давности.
Имеет что-то общее с лазером, но не лазер. Направленный взрыв.
- Значит, черных действительно собираются уничтожить?
- Я этого не говорил.
- Никто ничего не говорил, никто ничего не слышал.
- Вот это правильно! - сказал хриплый голос командующего Франсуа.
* * *
Распорядок дня у легионеров был простой: двенадцать часов работы двенадцать часов отдыха. Работа - без перерыва; зато и отдых тоже, шутили они. Сейчас легион занимался строительством станции "Сиберия"
- таково было ее официальное название; сами заключенные прозвали семнадцатый спутник "Ковчегом". Похоже, многие из них и впрямь собрались переждать здесь тяжелые времена.
Как ни странно, в легионе Адаму оказалось проще. В основном он состоял из "старой гвардии", людей, может, грубоватых, но не одичавших. А новобранцы были такие же, как он.
Жизнь начинала выворачивать, выплывать на поверхность; кажется, еще чуть-чуть - и ко всем вернется разум, здравый смысл; это ведь просто какое-то затмение; вирус, газ - ведь тех, кто находился вне Земли, это не тронуло, они в себе, и у землян - пройдет.
Все будет хорошо. Все - к лучшему.
* * *
Вскоре его снова вызвали к начальнику. Раньше не всегда это предвещало плохие перемены, по крайней мере в те времена, когда начальником колонии был негр Хаим, старший офицер, теперь запертый в "Ковчеге" с прочими черными. Наверно, их все-таки уничтожат.
Командующий Франсуа встретил его леденящим кровь смешком:
- За мной, легионер Нармаев! За мной, Адам!
Такое начало не предвещало ничего хорошего. Приподнятое настроение командующего Франсуа - верный признак массовой гибели легионеров.
Они облачились в скафандры и оказались в открытом космосе - только вдвоем. Франсуа отцепил строительного робота:
- Карабкайся на закорки, Адам! - раздался в шлеме насмешливый голос; француз заговорил на хорошем, чистом русском. - Эх, прокачу!
Робот стал удаляться от станции: огромный семнадцатый спутник превратился в сияющий прямоугольник слева от громадного багрового диска Юпитера. Франсуа выключил реактивные двигатели, но, естественно, робот продолжал лететь по инерции. Станция удалялась.
