Состояние несчастных стабилизировалось. Ничто не менялось. Шло время…
«Победу одержит та нация, которой удастся найти самых ядовитых микробов для распространения на территории неприятеля и самую действенную вакцину для собственной защиты».
Карл Майер
Все началось на седьмой день — точь в точь как по писанию!
Заболел болезнью с неизвестными симптомами наш главный микробиолог Николай Арсеньевич; уровень опасности обнаруженного заболевания определить никак не удавалось, несмотря на удивительно удачное стечение обстоятельств. Во-первых, мы все являлись главными и единственными специалистами в области поведенческих характеристик микроорганизмов. Во-вторых, мы были единственными, кто обладал полным набором необходимого для исследований в данной области оборудования. Несмотря на столь солидное преимущество, ему немножко не повезло: болезнь оказалось не только неизвестной, но и абсолютно нераспознаваемой!
Что интересно, коллега, заразившийся неизвестным вирусом, славился своим педантизмом и чуть ли не параноидальным подходом к дезинфекции, маниакальным пристрастием к общей чистоте помещений центра, не говоря уже о личной гигиене сотрудников, как то многократное мытье рук и тел перед началом исследований либо применение спецсредств, перчаток, масок и защитных колпаков… не говоря уже об обработке моющими реагентами всевозможных химических колб, пробирок, дистиляторов, конденсаторов и прочего оборудования. Может, так оно и надо, как знать? Имеется в виду исполнение с пристрастием!
В инструкциях, по которым мы работали, таких необъяснимо скрупулёзных методов противобактериологической обработки не встречается. И случилось следующее: в актовом зале, где проходил очередной и очень полезный семинар, он вдруг ни с того ни с сего замолчал на самом интересном месте доклада, посвященного нашей новой и перспективной работе. А привел к началу заболевания совершено ординарный для нас случай: по сцене перед трибуной вдруг пробежали две крысы, можно даже сказать — прогарцевали! Ни больше и ни меньше.
При нашей работе ничего удивительного в этом нет. Иногда животные (неопасные!), случайно потеряв над собой контроль со стороны персонала, либо по вине нерадивого или очень занятого сотрудника, ускользали из помещения и пускались в свободный туризм. Видимо, в поисках более вкусной пищи, а может, и еще чего. Кто ее разберет, эту крысиную поведенческую политику? По мере сил и возможностей мы их отлавливаем и водружаем обратно в клетки. Но в этот раз они вели себя, мягко говоря, не совсем естественно. Выражалось все в маленькой детали: они пробежали совершенно одинаково! Я хочу сказать, что двигались они на удивление синхронно, ну вот как в парных танцах или в парном синхронном плавании у людей. (Если честно, то как-то не очень представляется поведение подобным образом крыс в бассейне…)
Однако факт, если отбросить лирику, вещь упрямая. Бежали они, если так можно выразиться, лапа в лапу! Хвост в хвост! При этом хвостики виляли с поразительным эффектом идентичности движений и синхронных изгибов, выписывая в воздухе немыслимые кульбиты! Я понял сразу: животные не могут вести себя так без причины! Что-то или кто-то заставляет их вести себя подобным образом… вот только кто? Или что?
Подобных совпадений в поведении не бывает, это я вам как ученый могу заявить со всей ответственностью, ибо наблюдал поведение этих животных не один год. И ничего похожего ни разу не видел! После дефилирования на глазах у многочисленных свидетелей по сцене упомянутых особей и последующего столь же внезапного их исчезновения, наш коллега вдруг начал бешено крутить головой, а глаза его, казалось, готовы были вот-вот выскочить из орбит! Руки затряслись, появились судороги по всему телу, как у больного эпилепсией, с той лишь разницей, что никакой пены не наблюдалось. Наоборот, лилась отчетливая речь, и смысл ее был до безобразия элементарен: «Я не прав, я не прав!..»
Мы быстро поместили пострадавшего в специальный контейнер шарообразной формы, стерильный и, к счастью, прозрачный, с множеством датчиков и системой жизнеобеспечения. Он, конечно, имел другое предназначение — обычно мы использовали его по прямому назначению, то есть, в основном, для исследования поведения обезьян и сходных по характеристикам животным в различных экстремальных ситуациях, но, так-как времени было в обрез, и учитывая стремительно ухудшающееся состояние коллеги, речь шла о спасении его жизни! Выбирать было не из чего. Мы быстренько решили, что братья наши меньшие в данном случае не обидятся, что их законное место занял человек. Разницей в происхождении можно было пренебречь! Для пользы дела, разумеется.
Только тут мы заметили, что в здании появился странный, резкий, но не очень навязчивый, довольно приятный и совершенно неизвестный доселе запах. Причем, особенно сильно он исходил именно от тела Николая, и там, где недавно пробежали две крыски.
Нечто неизвестное сразило нашего старшего научного сотрудника, как уже было сказано, микробиолога. Он лежал с совершенно безразличным видом и полностью отсутствующим взглядом, никого не узнавал, только шептал: «Как я не прав, как я неправ!»
Но вот о чём он твердил, оставалось абсолютно непонятно! Мы люди закаленные, нас не так легко выбить из колеи, однако то, что предстало перед нами, не укладывалось ни в одно известное медицинской науке описание заболевания. Задействовав компьютерную базу, мы ввели все параметры и результаты анализов, компьютер нам выдал: обнаружены следы неизвестного вируса, сам вирус в теле пациента по непонятным причинам не выявлен. А на экране замелькала надпись: «Недостаточно данных! Недостаточно данных!»
Мы переглянулись и попытались устроить что-то вроде консилиума. Почему попытались? Потому, что мы все поголовно находились в непонятном, загадочном оцепенении, главное же заключалось в том, что свое состояние мы ничем более-менее разумным объяснить не могли.
Мне почему-то вспомнилось нетерпение представителя акционерного общества, владеющего зданием. Меня не покидало ощущение, что ему надо было любой ценой заполучить наши подписи. Он и улыбался, и показывал ворох каких-то документов, якобы удостоверяющих полную пригодность здания к эксплуатации.
Расхваливал здание, как только мог, проявляя прямо-таки чудеса красноречия и изворотливости. Теперь, по прошествии времени, когда можно взвесить все факты, мне стыдно, что я оказался столь легковерен, однако в тот момент все виделось очень правильным и приемлемым. Как мог я оказаться таким беспечным — и сам не очень понимаю, в таких случаях говорят — бес попутал… хотя… В свое оправдание могу констатировать, что среди товарищей я слыву хладнокровным, выдержанным человеком с логическим складом ума. Можно разве что еще процитировать: «И на старуху…»
