У него глаза бывают порой такие всезнающие, старческие... Помнишь, как Март любил книги? А теперь возьмет, полистает, усмехнется и ставит на место. Словно все уже давно знает.
- Может быть, мальчик неудачно влюбился? - испуганно спросила мама.
- "Ищите женщину?" - усмехнулся отец.- Может быть, но скорее всего, он просто устал. Очень устал...
На другое утро мама вошла в мою комнату, притворила за собой дверь. Я сидел на постели, окна были открыты, и глаза блаженно щурились от заливающего комнату солнечного света.
Мама села рядом со мной, обняла и, притянув мою голову к своему теплому и мягкому плечу, спросила:
- Что ты будешь делать после отдыха, Март?
Я видел близко-близко ее лицо, иссеченное лучиками мелких морщинок, встревоженные глаза. И мне почему-то захотелось заплакать, уткнувшись лицом, как в детстве, в ее добрые колени.
- Я буду работать в институте Граджа.
- Ты шутишь, мальчик,- улыбнулась мама.- У Граджа работают крупные ученые, а ты всего-навсего механик.
- Я буду работать у Граджа,- голос мой звучал почему-то высокомерно и нетерпеливо.
- Ты сделал важное открытие? - взволновалась мама.- И тебя пригласили в институт?
- Я буду работать у Граджа,- повторил я в третий раз.
Мама, вздохнув, ушла. А я почему-то заплакал, с силой вдавливая лицо в подушку. Откуда я знаю, что буду делать. Старик не мешал мне дома. Он словно отпустил меня на каникулы (очевидно, мои воспоминания детства оказались сильнее), но откуда я знаю, что будет дальше, когда я переступлю порог лаборатории?
VI
Когда я начал работать, пришлось поселиться при институте Граджа, в квартире Старика. Маленькая комната с жесткой, как стол, кроватью и длинным, как кровать, столом. Я ничего не менял здесь, только на голой стене повесил портрет Старика.
Старик стоял на плитах космодрома в скафандре, но без шлема. Ветер трепал его коротко остриженные волосы.
А из-за спины вставала, разрезая горизонт надвое, ракета.
Я расшифровывал записи Старика, наговоривая их на магнитофонную ленту. Во-первых, боялся, что память может преподнести неожиданный сюрприз и я потом не смогу прочесть беглые стенографические иероглифы. Во-вторых, когда я прослушивал эти записи, чужие мысли, произнесенные собственным голосом, казались почти моими.
И, в-третьих, я, наверное, невольно оттягивал начало настоящей работы.
В небольшой кухоньке плита-автомат могла приготовлять нехитрые блюда: отбивную, гренки, яичницу. И варила крепчайший кофе. Сначала у меня от такого кофе колотилось сердце, а потом привык.
Ужинал в кафе на соседней улице. Там по вечерам было много народа. Мелькал сменяющимися кадрами вделанный в стену телевизор, но можно было не подключать наушники на своем кресле и, следовательно, не обращать на него внимания. Лампочки тоже зажигались на столах по желанию посетителей. Поэтому в кафе было по вечерам удивительно уютно. Ничто не громыхало, не сверкало (к телевизору можно было сесть спиной), и я засиживался там часами, забывая о коктейле, в котором медленно таяли прозрачные кубики льда...
Она вошла неторопливой, спокойной походкой, которая невольно сообщалась всем, входящим в это кафе. Ее нельзя было назвать красавицей. Обычная девушка в обычном платье. Черные волосы, серые глаза. Губы казались яркими даже на смуглом лице.
Что-то сдавило грудь, подошло к горлу. Словно испугавшись, я вышел из кафе.
На другой вечер, в это же время, я ждал ее. И она пришла.
Следующим вечером я маялся, вымеряя шагами тротуар возле кафе. А когда она пришла и выбрала столик, я сел рядом.
О чем говорить, как начать разговор, я не знал. Видимо, в космосе я здорово одичал. Поэтому молча смотрел, как она ела, боясь встретиться взглядом с ее спокойными, недоумевающими глазами.
Не знаю, чем бы это кончилось, если бы девушка не заговорила первая.
- Что с вами? - улыбаясь, спросила она.- В первыи раз, когда я вошла в кафе, вы выскочили, как ошпаренный. А теперь не спускаете глаз с моей тарелки...
- Не знаю,- сказал я.
- Будем считать, что вы влюбились.- Она словно не слышала моей дурацкой реплики.- С первого взгляда. Это приятно и старомодно.- Девушка засмеялась, на столике рассыпалась горсть звонких стекляшек.- Так?
- Так. То есть не совсем. Просто я не знаю, почему...-Я замолчал, окончательно запутавшись.
- Тогда будем держаться первой гипотезы: любовь с первого взгляда... Откуда вы, застенчивый Ромео?
- Из космоса.
- Все молодые люди или прилетают из космоса или улетают в космос. Старушка Земля стала похожа на огромный аэровокзал.- Она это сказала не то чтобы печально или серьезно, а как-то горько.
- Я прилетел надолго,- зачем-то сказал я...
- Спасибо и на этом.
Девушка улыбнулась. Пока я снова искал слова, она поднялась и вышла из кафе.
Я догнал ее на улице.
- Простите, давайте сходим...
- Нет,- ее голос прозвучал неожиданно резко,- я не хочу ни в телетеатр, ни в видиопанораму, ни в клуб...
- Вы меня не поняли,-испугался я,-давайте просто походим по улицам.
Она внимательно посмотрела на меня. В отсвете фонарей ее глаза сверкнули теплыми золотыми искрами.
- Хорошо.
Только через двадцать шагов я осмелился взять ее под руку. Теплые пальцы доверчиво легли в мою ладонь.
Что такое любовь? Обычная вещь, случающаяся с каждым человеком? Чудо, делающее мир нестерпимо ярким, каждую мелочь - необычной, каждое слово навеки запоминающимся?
VII
Белизна лаборатории. Клетки с крысами и морскими свинками. Магнитофон с расшифрованными записями.
Одиночество.
Я умел делать то, что Старик. Я помнил то, что Старик.
Нужно было только сделать следующий шаг, двинуться вперед. И я точно знал направление. Его тоже указал Старик.
Среди его записей была одна. Главная.
"Надо: выбрать из мозга знания, умение, талант. (Последнее слово в рукописи дважды подчеркнуто). А все узко личное - память о прожитой жизни, успехах и неудачах и т. д. оставить. Все это не нужно наследнику. Для этого...".
Что нужно для этого? Старик не знал? Или просто не успел записать? Вот мне-то и предстояло найти то, что надо непременно сделать. И я искал. Долго. Добросовестно.
И пока безуспешно.
Пока!.. Да я просто не знал, как взяться за дело. И повторял опыты Старика. А вся методика операции была так подробно и тщательно разработана им самим, что роботлаборант превосходно бы справился и без моей помощи.
Градж раза два заходил в лабораторию. Он бегло перелистывал журнал, где стояли номера животных и результаты опытов. Щурил глаза, грустно и насмешливо улыбался. И уходил. Чье самолюбие щадил профессор, мое или Старика? Или я был для него тоже подопытным существом, которому отдали все ненужное - память о прожитой жизни и не смогли передать главное.
