Я видел только брусья, за которые держался, стену да тошнотворный откос этого проклятого строения, заканчивающегося мостовой далеко внизу. Города я не видел. Все самое нужное было здесь: реальные, жизненно важные, красивые вещи, такие, как, например, уступ в стене или карниз, о который я мог опереться ногой.
Если бы меня сразу тогда отправили обратно в Нью-Йорк, я бы именно это и мог рассказать о Малеско: первое - перила сделаны из какого-то твердого и гладкого металла. Они слишком тонкие и скользкие, чтобы можно было долго висеть, держась только за них. Второе: стены зданий - каменные (возможно - пластик или металл), похоже - изготовлены заводским способом, вероятно сборные, но нет стыков или трещин, а посему - это никуда не годный способ возводить стены.
Казалось, у меня не было никаких сил перебраться через балконные перила, и все-таки я сделал это. Мои обезьяноподобные предки послали мне сигнал по каналу инстинкта, и мои ступни вдруг обрели хватательные способности, даже несмотря на ботинки. Подстегнул меня и исконный страх перед высотой. Не хочется об этом думать даже теперь. Не знаю, как я умудрился все это проделать.
В конце концов я перебрался на балкон, с радостью ощутив под ногами пол; Мои обезьяньи способности вернулись туда, откуда пришли, - на миллионы лет в биологическое прошлое. Мой далекий предок Бандар-Лог Бартон ушел охотиться на допотопных блох, и теперь верх взял еще более древний его предшественник - шарик протоплазмы.
Я размяк, как студень. Протоплазма понесла меня, раскачивая, по балкону к открытой двери. Я оказался в комнате среднего размера в компании того самого малого, который пытался меня застрелить.
ГЛАВА 3
В комнате не было никого, кроме этого типа. Она была пуста, лишь во всех углах под потолком висели крупные чаши из поржавевшей стали иди чугуна. Стены были голубовато-зеленые, пол, темно-зеленый, слегка пружинил под ногами. В розовом свете заката я увидел на стене свою тень.
В комнате было две двери. У одной из них стоял этот тип в замысловатом головном уборе, съехавшем ему на глаза. Он прижался ухом к двери и к чему-то прислушивался, не обращая на меня никакого внимания.
Мне запомнилось худощавое лицо этого мужчины средних лет, необычайно настороженное; рубашка с кофейным пятном и длинные облегающие штаны красной фланели. Однако вскоре я понял, что малиновым оттенком они обязаны закатному солнцу.
Услышав мои шаги, этот тип повернулся и вдруг отчаянно заметался в нерешимости. Он пытался сделать несколько вещей одновременно: казалось, он хотел открыть дверь и бежать, и хотел позвать на помощь. Затем он решился все-таки вытащить свое оружие (последний довод полицейского) и убить меня.
В конце концов он подбежал ко мне, обхватил меня за пояс и вытолкал на балкон. Прежде чем я осознал, что происходит, мое тело опять повисло над бездной. Не думайте, что я не сопротивлялся. Но что может сделать амеба?
Он мог меня просто отпустить, и я бы упал, но он не делал этого. Казалось, я был для него чем-то вроде квадратной втулки или затычки, и он отчаянно пытался найти такое же квадратное отверстие, чтобы меня туда вогнать. Он пытался отправить меня в счастливую лузу.
Все это время он тревожно оглядывался вокруг, смотрел вниз, стараясь не выпустить меня из^рук, бросал взгляды через плечо, вверх на небо и постоянно встряхивал головой, пытаясь поправить свой шлем, который съезжал ему на глаза.
Мне все это казалось ночным кошмаром. Впрочем, смешно было оставаться пассивным и ждать, пока мной заткнут ту самую квадратную дыру. "Может быть, ему и удастся ее найти, - подумал я. - Мне за тридцать с лишним лет не удалось. Попадались лишь круглые".
На этом философском витке я овладел собой, изловчился, схватил моего противника за горло и вернулся в безопасное положение. Мы оба не подходили для десятираундовой схватки. Я нанес удар. Он выхватил из-за пояса оружие, похожее на маленькую гантелю, и я ударил его опять.
Он сжал концы этой гантели в руках и резко дернул их в стороны. Бесшумная голубая вспышка сверкнула между его сжатыми кулаками. Из-под его сползшего полосатого шлема на меня уставился один глаз, и тот выражал отчаяние. Тут он что-то увидел за моей спиной. На нас упала тень. Мой соперник замялся.
Я выбил оружие у него из рук. Два шарика упали и со щелчком соединились. Голубой свет погас. Мой противник, должно быть, сошел с ума: он нагнулся, чтобы подобрать эту штуковину, и тут я нанес ему быстрый короткий удар - у меня достало сил, чтобы он оказался действенным. Этот тип продолжал сгибаться, пока не рухнул лицом вниз.
Я оглянулся и увидел в небе некий воздушный корабль. Он был далеко и в тот миг напоминал галеон. На фоне красного полукрута он казался ажурным, словно сотканным из паутины.
А внизу лежал город с его куполами, разбегающимися улицами и шпилями. Бесконечные арки поддерживали колышущийся огненный шар.
Это был Малеско.
Я знал Малеско. Дядюшка Джим рассказывал о нем слишком часто, чтобы, увидев, я не узнал города.
Я с трепетом смотрел вниз на английский парк, ясный тенистый полумрак которого был подсвечен закатом, когда глубокий вздох поверженного врага заставил меня обернуться.
Он не шевелился, но я быстро вернулся в комнату и прислушался. Мне показалось, что снаружи слышны шаги, однако они стихли, и установилась тишина, нарушаемая время от времени дальним приглушенным рокотом голосов. Я приоткрыл дверь, у которой прислушивался этот кровожадный тип, и сквозь узкую щель увидел хорошо освещенный вестибюль.
Я закрыл эту дверь, открыл другую, что находилась в противоположном конце комнаты, и обнаружил там помещение примерно такое же, с ржавыми чашами под потолком в углах. Всю противоположную стену занимала какая-то машина. Во всяком случае, там на панелях были сплошь циферблаты, рычаги и тому подобное. Передняя часть машины была высотой примерно с мой рост. Я посмотрел на нее. Она, казалось, тоже посмотрела на меня. И ничего не случилось.
Кроме этого, я обнаружил в углу что-то вроде платяного шкафа, прикрытого занавеской. Посреди комнаты находился столик с остатками обеда: корка хлеба, чашка с зеленым осадком, а также какой-то плод размером с редиску, с червоточиной на розовом боку.
На полу возле стола лежали мятые черные одежды. Подойдя ближе, я нашел рядом с коркой хлеба пластину; на ней были какие-то кружочки, большинство из которых соединялось прямыми линиями, и вся пластина была перечеркнута несколькими жирными штрихами. Мне почему-то вспомнилась игра в крестики-нолики.
Я ходил вокруг машины, рассматривая ее со всех сторон, но это мне ничего не дало, да и не могло дать, будь то хоть фордовский двигатель или пылесос. Я оставил затею и вернулся, чтобы посмотреть, не очнулся ли мой противник.
