– Ну, как вы себя чувствуете?
Человек лежал на кровати, нога за ногу. Хотелось курить. Должно быть, конструкторы личности, вытравливая пороки, упустили по меньшей мере один. Курева не было.
– Спасибо, жив.
Штангист панибратски присел на кровать – взвыли, жалуясь, пружины.
– Вам нужно выбрать себе имя.
– Мне нужно, чтобы меня оставили в покое. Убирайтесь.
– Ну-ну, – Штангист предостерегающе поднял палец, – не надо так горячиться. И, пожалуйста, не делайте вид, будто сейчас наброситесь на меня, я знаю, что это не так. Сказать вам, почему? Во-первых, вам просто не хочется…
– Да? – Человек иронически поднял бровь.
– Именно не хочется, можете мне поверить, я знаю. И не изображайте обратного. Очень скоро вы поймете сами, что наше общество слишком прозрачно для такого рода… гм… театральной деятельности. Ну, а во-вторых, для драки вы еще слишком слабы, легко устаете, сегодняшний ваш побег вполне это показал, разве не так? Вот через месяц вы со мной сравняетесь и мне может потребоваться помощь санитарного робота… впрочем, вы покинете наше заведение гораздо раньше. И гораздо раньше поймете, что мы вам друзья, а не враги. Кстати, зачем вам понадобилось пытаться отсюда убежать? Охота была бегать в исподнем…
Человек усмехнулся:
– Вы же, наверное, и так знаете.
– Представьте, знаю. Все бегут – один раз. И все безуспешно. Между прочим, мы не держим постоянного кордона вокруг здания. Мы просто знаем, когда пациенту захочется выбраться отсюда, и даже не мешаем ему немного побегать. Опыт. Вот сегодня будет пытаться сбежать одна женщина, ее синтезировали через день после вас, но у женщин иные поведенческие реакции. В окно будет видно, хотите посмотреть?
– Нет. Уходите.
– В исподнем, – сказал Штангист. – Почти прозрачное.
– Уходите, ну!
Штангист встал. Прошелся по комнате.
– Вы, конечно, предпочитаете, чтобы с вами разговаривала Клара…
Молчание.
– Клара зайдет к вам позже. Сейчас она в женском отделении: беседует с той пациенткой, которая через пару часов даст деру.
Человек сглотнул.
– Откуда вы только все знаете…
– Опыт. Опыт.
– Врете. Я вам не верю. Я даже не понимаю, зачем вы все время врете. Пока существует естественная дисперсия реакций, все ваши предсказания – чушь, извините, собачья. Плюнуть и растереть. Когда вы обрабатывали своего первого, вам тоже помогал опыт?
Штангист рассмеялся:
– Хороший вопрос, все его задают… Представьте, да. Только это был мой собственный опыт, опыт моего пробуждения. Вполне достаточно, знаете ли, и никакой дисперсии реакций. Ее нет, усвойте это. Мне кажется, вам уже пора избавиться от атавистических представлений. Вот дисперсия внешности существует в определенных пределах, и я, как видите, не похож на вас. Зато мы оба – крепкие, сильные мужчины, работоспособные, в должной мере уравновешенные… не надо ухмыляться, пожалуйста, – с хорошей головой и превосходно развитыми рефлексами. На Земле бы нам завидовали, уж вы мне поверьте на слово. Но здесь все мужское население, а это почти полторы тысячи мужчин, не хуже и не лучше нас с вами, так что завидовать некому. Пусть нам всем завидуют земляне. А наши женщины… да разве на Земле найдется хотя бы сотня таких женщин? Красивые, но каждая по-своему, нежные, но сильные, без мусора в голове и очень верные. Как правило, хорошие подруги, а в перспективе и матери. У них будут красивые и здоровые дети. – Штангист перевел дух.
– Понимаю, – кивнул человек. – Красивые и здоровые. Это эстетично. Красивым инструментом и работать приятнее.
– Ну вот, опять вы за свое… – То ли Штангист в самом деле огорчился, то ли сделал вид. – Да не работайте, кто вас заставляет… Но по крайней мере постарайтесь понять благородство наших создателей: они обеспечили нам абсолютно равные права, сами ими не обладая, равенство во всем, достижимое лишь при тиражировании одной-единственной человеческой личности. И я смею думать, – Штангист прищурился, – что это не такая уж плохая личность, такой личности жить да радоваться… Вы ведь не предпочитаете быть немощным уродом? Или, скажем, уродом нравственным?
– Нет, – сказал человек. – Не предпочитаю.
– Ну вот и хорошо. А что касается записанной в вас профессии, то пусть вас это не смущает: все-таки лучше иметь что-то на старте, чем начинать с нуля, разве нет?
– Естественно.
– Я рад, что вы поняли. Так как же все-таки насчет имени? Неудобно получается, знаете ли.
Человек наморщил лоб.
– Имя… гм, имя… как-то не думал об этом. Имя… Ну, пусть будет, допустим, Ро… Нет, лучше Рудольф. Э-э… или все-таки Рональд?
Штангист покачал головой. Заметно усмехнулся.
– Не пойдет.
– Это почему?
– А не догадываетесь?
– Нет. Э, постойте-ка…
– Вот именно. Не забывайте, у всех нас вкусы одного и того же прототипа. Полторы тысячи Рудольфов – не многовато ли будет? И десять тысяч в перспективе.
– А если… м-м… Ричард? Или Родион?
Опять качание головой:
– Ни даже Ромуальд. Согласно Уставу Покорителей, вы вправе сами выбрать себе имя. Но только случайным образом.
Человек привстал на локте.
– Это – как?
– Терминал видите? Жмите эту клавишу.
Готово. На экранчике сначала возникла рамка с завитушками, потом появилась короткая надпись. Человек фыркнул.
– По-вашему, это имя?
– По-моему, имя. – Штангист развел руками. – Вы ведь сами выбрали. А что? Мне кажется, не так уж плохо, могло ведь выпасть и хуже. Кстати, мое имя Максут Шлехтшпиц. Будем знакомы.
– Взаимно… Ну и имечко же…
– У кого?
Человек рассмеялся. Все-таки этот Шлехтшпиц, по-видимому, неплохой малый – тоже товарищ по несчастью. Или по счастью, если верить ему на слово. Но было бы интересно посмотреть на его физиономию, когда он сам впервые увидел свое имя в кудрявой рамке.
– А еще раз попробовать нельзя?
– Увы.
– Ладно, – человек махнул рукой, – уговорили. Считайте, ваша взяла.
– Наша всегда берет… Еще что-нибудь?
– Да, пожалуйста, – человек кивнул на окно, отвел глаза. – Когда, вы говорите, будет бегать женщина?
* * *
– А ну, встать!
Любому человеку был бы понятен наставленный ствол автомата. Этим – хоть бы хны. Гуннар усмехнулся. Не люди – настоящие выродки, особенно вот этот рыжий. Даже под копотью видно, что рыжий. Да и другой хорош – старикан с трясущимся брюхом. Как он прыгал, пытался ударить – умора. Выродки, что с них взять. Напрочь не владеют приемами ближнего боя, похоже, их даже никогда не били. Смешно. Черт с ними, не хотят вставать – пусть валяются.