— Со мной. Вернее, я с ним. Там его Ирина Геннадьевна зачем-то позвала. Секреты у них. Ты не знаешь, в чем дело?
Лицо дяди Саши омрачилось.
— Да знаю, конечно. Тут такое… Погоди. — Он поднялся, достал из тумбочки ключ для бутылок и стакан, поставил все перед Егором. — Пей, тебе можно.
Егор кивнул немного сконфуженно и взял стакан.
— Так что случилось?
— Да уж случилось… Что-то непонятное у нас происходит в последнее время. Во-первых, ребята очень быстро расти стали. Прямо на глазах вверх тянутся. Скоро Дениса перерастут, а там и Ирину. Во-вторых, язык они свой стали вспоминать. И чем больше вспоминают, тем больше наш забывают. Пока это не очень заметно, особенно стороннему человеку. Но я-то вижу, я с ними целыми днями. А между собой они в основном на своем языке теперь разговаривают. Быстро так чирикают. Бог бы с ним, это только хорошо, но переводить не могут. Друг друга понимают, а нам объяснить — не получается.
— Разве так можно? — спросил Егор.
— Да вот, выходит, можно, — расстроенно сказал дядя Саша. — Надо, наверное, лингвиста заказывать какого-нибудь. Или переводчика профессионального.
— А может, они и не хотят, чтобы их понимали? — предположил Егор.
— Как это — не хотят?
— Ну, взрослеют, свои секреты появляются. Знаешь, как дети свой язык изобретают, чтобы их взрослые не понимали.
— Да нет, тут не то. Если бы они русский язык не забывали. А то ведь вчера он помнит слово, а сегодня уже нет. «Ну, вот это, как его…» Подскажешь, а через пять минут он опять не помнит. Да, тайна у них какая-то есть. И не детский секрет, такого много, а одна общая, большая тайна. Но ведь не могу же я впрямую спросить их: «Что это вы, такие-сякие, от нас скрываете? О чем не говорите?» А вдруг и впрямь ничего нет? Обидеть можно недоверием так, что потом не поправишь. Да ты пей пиво-то.
— Нет, дядя Саша. Денис мне тоже сегодня говорил, что они что-то скрывают.
— Да? Вот и Ира так считает. Надо думать, что делать.
В дверь постучали. И вошли Ирина Геннадьевна и Денис. Женщина была взволнована.
— Есть следы, Александр Иванович! — сказала она.
— Пап, там такие следы странные! Как будто медведь прошел! Здравствуйте, дедушка! — зачастил Денис. Он тоже был возбужден, глаза горели.
— Так, — сказал дядя Саша. — А ну, пошли, посмотрим.
— Да ну, какой там медведь! Собака большая пробежала! — сказал Егор. — Крупная такая, вроде сенбернара.
Дядя Саша поднялся с корточек, отряхнул ладони.
— Собака, говоришь!.. — задумчиво произнес он, все еще не отрывая взгляда от травы под ногами. — Может, конечно, и собака. Да только странная какая-то. В жизни своей не видел, чтобы собаки так ходили. Словно на задних лапах.
— Правда, пап, — подтвердил и Денис. — Тут как будто человек прошел.
— Нет у нас на территории собак, — решительно сказала Ирина Геннадьевна. — И проникнуть сюда они не могут.
Спорить Егор не стал. Раз не могут проникнуть, значит не могут. Ирине Геннадьевне лучше знать. Но если не может проникнуть собака, то куда уж медведю! Он представил, как здоровенный медведь карабкается на стену, потом неуклюже плюхается вниз, снова карабкается — и ему стало смешно.
Дядя Саша подозрительно посмотрел на него.
— Ты чего это разулыбался? Дело-то серьезное. Не должен тут никто без нашего ведома бродить — ни зверь, ни человек.
Егор погасил улыбку.
— Надо охране сообщить. Может быть, они что-то знают?
— Кто они? Василий один дежурит. Здесь же по стене сплошная техника. Чуть что — такой тарарам поднимет, что тошно станет. Да только не верю я этой технике. Человек надежнее. Сроду не сталкивался с такой машиной, которая бы не барахлила. А может, действительно собак завести? Для верности. Как, Ириша?
— Ну о чем вы, Александр Иванович, какие собаки? А если кто-нибудь из детей к этим собакам полезет? — Глаз Ирины Геннадьевны за потемневшими на солнце стеклами очков видно не было, но чувствовалось, что взгляд их сейчас строг, если не суров.
Дядя Саша смешался.
— Да, это верно, это правильно. Глупость сказал, не подумал. Но Василию все равно надо следы показать. Может правда он что-нибудь знает?
Вряд ли Василий Степанович знал что-то о загадочных следах, потому что воспринял сообщение о них очень серьезно. Внимательно изучив те несколько отпечатков, которые можно было различить на земле, он велел всем отойти подальше и со словами: «Надо доложить!» быстрым шагом удалился в дежурку.
— Ну, нам здесь делать больше нечего. Кому надо — разберутся, сказала Ирина Геннадьевна. — Пойдемте в дом.
Денис опять о чем-то негромко говорил с Ириной Геннадьевной. «А ведь он уже почти совсем взрослый, — со странным чувством подумал Егор. — Так не успеешь оглянуться — и уйдет из дома своей дорогой. Будет изредка навещать стареющего отца, с каждым разом все более неузнаваемый и далекий».
Дядя Саша словно в душу Егору заглянул.
— Вот так и мои, — вздохнул он. — Вырастут, вытянутся — и поминай как звали. Кем будут — один Бог ведает. И не вспомнят, наверное, старика. Весточки даже не пришлют. Охо-хо!
Егор рассмеялся и обнял его за плечи:
— Хватит тебе причитать! Сам подумай — ну куда они от тебя денутся?
— Да уж денутся! — махнул дядя рукой.
— Куда?!
— Туда! — Дядя Саша ткнул пальцем в небо. — Понимаешь, Егорша, с некоторых пор запала мне мысль одна. И никак покоя не дает. Погоди, не ходи в дом. Давай здесь посидим.
Они сели на скамейку, стоявшую недалеко от входа в пансионат. Егор потянул из кармана сигареты, предложил дяде. Тот отмахнулся.
— Совсем ты меня забыл, племяш. Я ведь уже полгода не курю. Ребятам дым неприятен.
— Что, они сказали? — поинтересовался Егор.
— Да нет, разве они скажут! Деликатные. Я сам вижу.
— Так, может быть, и я не буду?
— Кури, на воздухе можно.
— Так что да мысль тебя мучает? — спросил Егор, щелкнув зажигалкой и затянувшись.
— Вот сам рассуди. Растет-растет человек, вроде правильно его воспитывают, учат чему надо. А вырастает охламон несусветный, жулик какой-нибудь, а то и вовсе убийца. Откуда это берется? Кто его этому учил? Ведь ни родители, ни школа ничего плохого не хотели.
— Это тебе лучше у Ирины Геннадьевны спросить. Она доктор педагогических наук. А я кто?
— Ирина, конечно, человек знающий и специалист хороший. Только, я думаю, помимо воспитания в каждом ребенке что-то с самого рождения заложено. Можно, если очень постараться, плохую программу на хорошую переделать. И все равно, однажды, когда ребенок уже вырастет, нет гарантий, что не сорвется.
