Мысли цеплялись одна за другую, кружились вокруг одной главной, которую Юрий Тихонович никак не мог ухватить, и вдруг она выплыла наружу, сверкнула немыслимо, словно новорождённая звезда, да так и осталась сиять, жгучая и радостная: литератор Коркин бессмертен!
Ну ладно, ладно, не будем перегибать палку, пусть не совсем бессмертен, против диалектики не пойдёшь, всё на свете, всё на свете тленно; но почти бессмертен — это уж точно, даже с философской точки зрения. Ибо перепрыгнул же он двадцать лет одним махом и стоит ли теперь возвращаться назад? Не лучше ли маленькими скачками, как кенгуру, добраться до того благословенного времени, когда человеческое тело станет субстанцией столь же долговечной, как и его бессмертная душа?
Мысль о безмерной жизни в веках пьянила. Весьма осмотрительный на улице и в других общественных местах, Юрий Тихонович на сей раз повёл себя вызывающе, отчасти даже нахально. Он вышел из тени ветвей и преградил дорогу парочке. Юноша сделал полшага вперёд и спросил металлическим голосом:
— Вам чего, дядя?
«Говорит по-нашему! — возликовал Коркин. — Не на эсперанто каком-нибудь. Вот только к чему бы это "дядя", может, так у них принято обращаться?»
И, выждав приличествующую своему возрасту паузу, сказал по-отечески:
— Спичку бы мне, дядя, если можно.
— Нет у меня спичек, — ответил юноша и, отступив на полшага, галантно взял девушку под локоток.
— Поздненько, молодёжь, по улицам ходите. Заняться вам, что ли, нечем?
В данную историческую ночь Коркин ничего против молодёжи не имел и высказался только ради поддержания беседы. Но его скромному желанию не суждено было сбыться.
— Шли бы вы, дядя, спать, — миролюбиво заметил юноша и повёл свою спутницу вдоль по улице. Должно быть, туда, куда парни XXI века обычно уводят своих девушек.
А Юрий Тихонович потоптался немного на месте, чтобы поле боя осталось за ним, и поплёлся вслед за парочкой к площади, которую в последний раз посетил накануне, то бишь двадцать лет назад.
На площади было светлее. Всё так же горделиво уходили ввысь коринфские колонны драмтеатра, желтела, сквозь деревья казённые стены городской библиотеки, а по левую руку выступал углом старинный кинотеатр «Лебедь». На щитах перед ним были различимы лишь контуры рисованных фигур, и сердце Юрия Тихоновича сладко заныло, ибо часть фигур художниц изобразил недвусмысленно и честно. «Вот оно, вот оно начинается…» — думал Коркин, но разглядывать щиты не стал, отложив это дело на светлое время суток, когда можно будет оценить подробности. Проявив таким образом силу воли, Коркин повернулся к кинотеатру спиной и направился к тёмным витринам универмага.
То, что было выставлено на витринах, превосходило самые смелые ожидания пришельца.
Луна деликатно высветила в оконной тьме различные детали дамского туалета, в том числе глубоко интимные, и показала их Юрию Тихоновичу мягко и ненавязчиво. Покашляв для приличия, Коркин с минуту провёл в созерцании воздушных кружевных вещиц, потом двинулся к следующему окну, но тут же вновь вернулся, чтобы ещё раз воздать должное ажурным синтетическим конструкциям.
Вообще отношение Юрия Тихоновича к такого рода предметам было двояким. С одной стороны, он ценил красивые вещи и при случае любовался украдкой упомянутым товаром. С другой же стороны, Коркин был убеждён, что публичный показ исподнего есть срам, и в людное время обходил витрины определённых магазинов, демонстративно отвернув голову. Теперь кругом было пустынно, вот Коркин и пустил свои чувства на самотёк. А когда нагляделся вдосталь, то стряхнул с себя разом нескромные мысли и шагнул к следующей витрине.
То была мужская секция. В ней выставлялся хороший товар, можно прямо сказать — очень хороший товар. Элегантные пиджачные пары, не чета костюму Юрия Тихоновича, вполне добротному по мерке двадцатилетней давности. Блестящие ваксяно-чёрные вечерние туфли с зубчатым, как крепостная стена, кантом. Благороднейших расцветок (даже при луне видать) галстуки-самовязы…
«Научатся, значит, вещи делать», — подумал Коркин и тут же поймал себя на скверной привычке, от которой надо было отучаться немедленно, — говорить о настоящем дне в будущем времени. «Научились»,— подумал он, приспосабливаясь к условиям. И стал разглядывать этикетки — не импорт ли? Нет, даже сквозь стекло заметна была на ярлычках эмблема местной фабрики — две скрещённые иглы.
Надменные манекены вежливо наклоняли набок голову и с потусторонней улыбкой приглашали Коркина посетить салон готового платья, примерить хоть дюжину костюмов и выбрать лучший. Вот такой — не очень рискованный, но и не слишком консервативный. Продавец бережно помогает ему снять пиджак цвета маренго и четырьмя точными движениями складывает на прилавке, заворачивает в тонкую хрустящую бумагу, а Юрий Тихонович, вытаскивая бумажник, идёт к кассе…
Как далеко могут занести человека мечты! И утро ведь ещё не наступило. А как наступит, Юрий Тихонович первым делом разузнает, не изменились ли денежные знаки, сопоставит свои возможности с розничными ценами и, на крайний случай, реализует кое-что из содержимого портфеля. А уж тогда — в универмаг. Оттуда — в кинематограф. Затем… В самом деле, что затем?
Занятый краткосрочным планированием, пришелец из прошлого не заметил, как из-за угла неслышными шагами вышел человек и направился к нему.
Юрий Тихонович обернулся, когда человек был в двух шагах. Серый мундир плотно охватывал его немного грузную фигуру, надвинутая на лоб фуражка затеняла лицо, и в её блестящем козырьке тревожно метались лунные блики.
Прямо на Коркина шёл участковый уполномоченный, лейтенант милиции В. В. Ермилов.
Повстречай сейчас Юрий Тихонович на центральной площади свою бывшую жену, Иоанна IV по прозвищу Грозный, гималайского медведя или робота на велосипеде, он, готовый ко всему, не смутился бы. Но встреча в двадцать первом веке с лейтенантом Ермиловым была столь же неожиданной, как тайфун в пригородном лесу. Если бы ответственные лица поручили Кор-кину проверить список долгожителей, кому дано право встретить в добром здравии двухтысячный год, он бестрепетной рукой вычеркнул бы единственное имя — Ермилова В. В.
Не подумайте только, будто Юрий Тихонович питал неприязнь к милиции. Напротив, он очень её уважал за то, что она его бережёт, и, бывало, обращался к её услугам, когда возникали междуусобицы на лестничной клетке. Но лично лейтенант Ермилов был для Коркина крайне неудобным современником.
Несколько лет назад, создавая для телевидения сериал о буднях городской милиции, Юрий Тихонович дал маху и окрестил Ермилова младшим лейтенантом. После публичного понижения в должности лейтенант, как стало известно, посулил Юрию Тихоновичу ряд жизненных трудностей, а поскольку все люди хоть немножко грешны, рано или поздно трудностей было не миновать. Не подумайте, пожалуйста, будто Коркин лазил по ночам через форточки к соседям или запускал телевизор на полную громкость; не водилось за ним ничего такого, а если что и было, то так, сущие пустяки. Дело было вовсе не в этом, а в том, что в свободное от поддержания правопорядка время лейтенант Ермилов баловался критикой в литобъединении при УВД. Давайте прикинем, кого он избрал мишенью для своих критических выступлений, давайте поразмышляем, положительными ли были его отзывы. То-то же. Пока их печатала многотиражная газета «На боевом посту», это можно было пережить, но Юрий Тихонович из достоверных источников знал, что лейтенант, совершенно обнаглев, собирался послать свои, с позволения сказать, рецензии и в другие, гораздо более солидные органы.
