Они пришли рано — ни один столик еще не был занят. Выбрав центральный, Вениамин галантно усадил свою спутницу и сел напротив. Снял со столика чехол, поправил на доске фигуры, подсоединил табло контрольного времени к электрической сети, достал из портфеля и поставил рядом свой предпоследний приз — отлитую из легкого сплава колесницу, запряженную двумя рысаками — черным и белым, со сказочным королем, на колеснице той восседающим.
В девять часов появились два старичка в белых болтающихся на головах панамках с солнцезащитными экранчиками, кивнули, проходя мимо, и заняли столик на отшибе, в тени огромного дерева.
В старину, говорят, в этом саду играли на деньги, что весьма не одобрялось государством. Азартные игры уже тогда были запрещены. Интересно только, как удавалось проводить этот запрет в жизнь? Сидели, скажем, двое за тем самым столиком, за которым устраиваются сейчас белоголовые старички, спокойно переставляли фигуры, покуривали, пошучивали — попробуй догадайся, червонец ли один другому проигрывает, невесту ли? А может, они очередную партию мирового чемпионата разбирают? Где-то, конечно, азарт — это плохо, но где-то… Если посмотреть с другой стороны, взять в ином качестве: так ли далеко мы шагнули бы, лиши человека азарта вообще, отними у него, к примеру, увлеченность своим делом? А ведь азарт это предел увлеченности… И ты, Веня, будешь сейчас играть в азартную игру, будешь играть на престиж. Приз этот — не переходящий, король этот со своей колесницей и лошадьми твоя полная собственность и сегодня — символ твоего престижа, престижа самого-самого шахматора. «Они» должны на это клюнуть.
Появился прихрамывающий мужчина с палочкой. Одна нога у него была в ботинке, другая — в тапочке, подвязанной шпагатом к ступне в гипсе. Он подковылял к их столику, сказал «здравствуйте!», внимательно оглядев обоих, остановил взгляд на «престиже».
— Ваш? Шахматский?
— Наш…
— А что вы с ним тут?
— Вот выиграть предлагаю… Не хотите?
— У вас?
— У нас… Точнее — у нее.
— Так это, значит, ее приз?
— Ну, не совсем ее… Той машины, что в ней сидит, Вен-2 называется. Ну как, сыграете?
Загипсованный пожевал губами, огляделся, снова пожевал губами, соображая.
— Нет, не пойдет. Хитрите, дорогой! Сами рассудите, что тут получается: вы, она, да еще этот ваш Вен — всего трое. А я — один. Трое на одного, выходит! Несправедливо… А я, к тому же, покалеченный — совсем, выходит, несправедливо! Не буду, извините, с вами связываться, подожду кого-нибудь.
И заковылял к столику подальше.
Следующим оказался старый знакомый — с линзами. Шел он подпрыгивающей походкой и насвистывал веселый мотивчик.
— Привет!
— Привет.
Он склонился над «престижем», глубоко засунув руки в карманы светлой курточки и покачиваясь с носков на пятки.
— Ваш приз?
— Наш…
— Узнаю, узнаю… Видел фотографию в бюллетене. Хороши! — он потрепал коней по холкам. — Древний Рим, скажу я вам…
— Желаете выиграть?
— У нее, конечно?
— У нее.
— Условия?
— Три партии…
— Не пойдет! Одна.
Вениамин на секунду задумался: одна — это уже риск… Этого варианта он не учел.
— Ну хорошо, одна так одна!
— Со временем на обдумывание, конечно?..
— Конечно, конечно! Думайте сколько хотите, то ость в рамках ваших правил, я хотел сказать.
Вениамин начал подниматься, уступая место.
— А что это у нее глаза закрыты?
— Отдыхает, сосредоточивается перед матчем. Отключена.
— А фигуры за нее вы переставлять будете?
— Сама будет. Садитесь.
— Вы знаете — нет! Пожалуй, не сяду. Не стоит… Я и забыл совсем, у меня как-никак — принцип: с шахматорами не играем.
И он приветственно помахал ручкой одиноко сидякему в ожидании и поигрывающему палочкой загипсованному.
— Ну что ж… — Вениамин перешел на Анютину сторону столика. — Хозяин, как говорится, барин. Да, а вы не скажете, во сколько тот весельчак… ну, который так славно тут вас первого разделал… фольклорист, как вы однажды выразились… когда он по выходным приходит обычно?
— Не при-де-е-ет! — торжествующе сверкнул линзами мстительный пораженец. — Не придет! На два дня раньше срока к себе домой укатил! Как и обещал: пчеле первого поражения, мол, уеду. И уехал! А бахвалился-то, бахвалился: нет, мол, братцы, придется мне до конца с вами отпуск коротать! Жидковаты вы супротив меня, жидковаты! Ха-ха! Покатил как миленький! Слон ему вчера в двадцать четыре хода мат поставил! Слон есть Слон! Вы вот с ним, вы с ним вот сыграйте! Со Слоном попробуйте!
— А он придет сегодня?
— Придет, непременно придет! Я вас представлю ому, если хотите, разумеется.
— Представьте… — Вениамин посмотрел ему вслед и включил питание Анюты — пусть осмотрится, пообвыкнет, прогреется…
Он сразу понял, что это и есть Слон. Линзоглазый, выпорхнув из-за столика, спешил навстречу тощему мужчине с огромным носом, напоминавшим слоновий хобот. Пожав на ходу руку Слона, он пошел рядом, нашептывая, жестикулируя и кивая в сторону Вениамина с Анютой. Слон слушал, поглядывая на них и постепенно замедляя шаг, потом остановился, постоял еще минуту раздумывая, и, решительно кивнув, направился к Вениамину:
— Приветствую вас.
— Здравствуйте! — ответил Вениамин, освобождая место.
— Гоша, — Слон ткнул большим пальцем в плечо липзоглазого, — мне все объяснил. Я согласен. — И он сел напротив Анюты. — Разрешите представиться: Сеня Слонкин. Для удобства можно — Слон.
— Анюта! — мгновенно ответила его соперница приятным, только чуть-чуть низковатым для женщины ее комплекции голосом.
Слон снял с доски белую и черную пешки и сунул руки под стол.
— В левой! — тут же выпалила Анюта и похлопала ресницами.
— Милости прошу — вам начинать.
Слон поставил пешки на место, и Анюта сделала первый ход. Слон, не раздумывая, ответил. Анютэ, и вовсе не раздумывая, сделала второй. Началось…
— Если стороны не возражают, я буду судьей! — спохватился линзоглазый, и хотя никто не прореагировал, молниеносно притащил из-за покинутого им столика скамейку и сел сбоку от играющих, опершись подбородком на табло времени.
На пятом ходу Слон достал сигарету:
— Разрешите? — и закурил после Анютиного кивка.
Как над нашей над доской
мировой пока покой!
протяжно продекламировала вдруг Анюта, и Слон закашлялся видимо, не в то горло попал дым…
Так… Все идет как по маслу. «Все системы работают отлично… Самочувствие…» Твое, Веня, самочувствие нормальное. А Анютино? Анюта подвести не должна; доску держит постоянно в поле зрения, запас энергии — более чем достаточный. Давай, Анюта, давай, милая!
