- Пошли по орбите, - велел Уилл. - И давай ускорим время.
Разведывательный корабль неохотно подчинился приказу, и Уилл с клоном принялись, будто зачарованные, следить за тем, как из огненного шара в муках рождается новая планета. Вздымалась кора, истекая лавой; взлетали огненные сполохи; мелькали вспышки, когда кора рвалась под напором раскаленной магмы и, будто со вздохом, оседала снова. Потому планету, казалось, навеки окутали облака и огненные зарева. И, наконец, возникли моря и континенты. Некоторые оставались на месте, другие погружались в пучину, и океаны с ревом несли свои воды над новорожденной сушей, покрытой едва успевшей пробиться травой.
А потом пришли долгожданные красота и покой. Перешейки и устья рек как бы заключили твердые соглашения с испещренным островами морем, и начался расцвет жизни, уверенной, мощной, быстро развивающейся.
Вдруг Уилл явственно почувствовал, что на планете кто-то есть. Что там зародился юный разум - сильный, но нежный, тонкий, но бесстрашный.
- Ты чувствуешь его?
- Кого?
- Это "кого" подсказало Уиллу, что при всех своих мыслительных способностях Маленькие Джоны не могли воспринимать определенные явления.
Вдруг и клон, и человек ахнули, затаив дыхание.
Все исчезло. Планета канула в никуда. Вокруг сияли звезды, пылало далекое солнце, но планеты больше не было.
- Сужай орбиту, - приказал Уилл, пребывавший во власти страстей. Сближаемся.
- Орбиту вокруг чего? С чем сближаться? Там же больше ничего нет. Я ничего не вижу. Мои приборы ничего не видят!
Никогда прежде Уилл Хоклайн не видывал Маленького Джона в таком расстройстве. Но он продолжал чувствовать эманации разума, источник которых находился где-то совсем рядом. Он улыбнулся и сказал:
- Сажай корабль, как будто планета по-прежнему на месте.
Маленький Джон послушно начал снижаться. Пустота. Ничто. И вдруг ах!
Ну, и, разумеется, вы поняли, в каком месте и в какой эпохе они очутились. Они стали очевидцами рождения нашего возлюбленного Сира, образования нашей защитной оболочки, сквозь которую они проникли на планету, исполненные удивления.
- Ее сигналы! Ее сигналы! Она здесь! Она жива! - возбужденно кричал Маленький Джон, и это возбуждение само по себе было удивительным.
В этот миг разведчик сделал какой-то невообразимый зигзаг; Уилла затошнило, но он, вспомнив все свое пилотское искусство, опередил компьютер и выровнял корабль. Не зря же его учили ручному управлению этими штуковинами. Но высота была потеряна, а кораблю, похоже, пришелся не по вкусу крутой нрав пилота: во внутренностях аппарата что-то захрустело и заскрежетало.
- Где она? - спросил Уилл, перекрикивая шум.
- Вон там! Недалеко от начала того полуострова! Но там гора...
Уилл и сам видел ее. Потом вершина исчезла в облаках и пелене дождя. Он повернул корабль туда, где, как ему казалось, была Ионна.
- Набирай высоту! - заорал Маленький Джон.
- Он не хочет подниматься, - угрюмо ответил Уилл. - Да и ладно: все равно я больше не вижу никакой горы.
И это была истинная правда. Но тут гора, словно оскорбленная его словами, казалось, выбросила вверх могучий отрог, который пропорол обшивку корабля на треть длины корпуса и развернул его чуть ли не вертикально, носом к небу.
Разрез заканчивался почти у самых ног Уилла, и он успел мельком заметить сквозь эту пробоину полуостров с широкой и плоской травянистой равниной на нем. Как только окончилась болтанка, Уилл направил корабль к равнине. Разведчик накренился на левый борт и никак не желал становиться на ровный киль. Так они и сели, скользя и раскачиваясь; нос зарылся в грунт, корабль перевернулся, и Уилл провалился в безмолвную черноту.
Первое, что увидел Уилл Хоклайн, когда пришел в себя, показалось ему совершенно невероятным.
Это был я.
Потом Уилл осознал, что теплая подушка у него под головой говорит с ним.
- Уилл... О, Уилл, с тобой все в порядке?
У подушки был голос Ионны Веррет, потому что подушкой этой служило ее колено. Уилл задрал голову и посмотрел вверх, потом опять взглянул на меня и попытался одновременно сесть и отодвинуться подальше. По-моему, он испугался. Вероятно, моих зубов.
- Все нормально, Уилл, - сказала Ионна. - Это Альтаир. Он вытащил тебя из корабля.
- Из его обломков, - уточнил Маленький Джон, и Уилл увидел, что клон сидит на полу неподалеку от него. Он выглядел вполне здоровым, если не считать заплывшего глаза. Они находились в какой-то пещере, облицованной полированным деревом. Так, во всяком случае, показалось Уиллу. Ну, а что бы подумали вы, впервые увидев наши живые жилища?
Так или иначе, ни я, ни вы никогда не слышали такого количества вопросов. Не будь рядом Маленького Джона N_5, который сидел и время от времени кивал своей золотистой головой, Уилл Хоклайн, я думаю, ни за что не поверил бы ни единому слову. Ему хотелось знать все и о Сире, и о нас, задо. И о мысленном экране, которым мы прикрыли нашу планету. И о том, почему у нас нет машин, и о том, как мы выращиваем живые жилища, и как нам удается заглянуть далеко в космос. И как мы при желании можем летать к звездам без помощи горшков.
- Это задо спасли меня от Мозгоскопа на Ореле, - сообщила ему Ионна. - Они вытащили меня прямо из-под силового луча, привезли сюда и обезвредили яд, который Мозгоскоп ввел мне в кровь. И я выздоровела. Даже голова болеть перестала.
И Уиллу пришлось в это поверить, потому что Ионна была рядом с ним. Но когда я попытался объяснить, как все произошло, как мы превратили место, где находилась Ионна, в единственную точку Вселенной, в которой она не могла находиться (потому-то она и исчезла), а Сир - в единственную планету, на которой она могла очутиться, Уилл не понял меня. Ведь у тугодумов на уме одни инструменты, понимаете? Когда они хотят что-то сделать, то начинают искать средства достижения цели во внешнем мире, а не внутри себя. Им нужны приборы, машины, всякие там изобретения. С приборами они способны на многое, но их образ мыслей мешает им добиваться своего самым простым способом, потому-то они и тугодумы. И самое смешное во всем этом - то, что им нет никакой нужды быть тугодумами. И тем не менее они тугодумы.
Уилл Хоклайн был очень, очень смышленый. Постарайтесь это понять. Он не смог бы стать Координатором Центра Времени на Авалоне в таком юном возрасте, если бы не был умницей. Как я вам уже говорил, на Земле это очень высокий пост. Но его ум был устроен так, что он не умел находить легких путей и всегда все усложнял. Уилл без устали задавал вопросы, что само по себе хорошо, но когда он не мог понять смысл ответа, то начинал разбираться, а разобравшись, с трудом оказывался способным принять истину и двигаться дальше по дороге познания. Мы, задо, обладаем определенными умениями, и мы доказали ему это. Но Уиллу было слишком трудно делать то, что делаем мы, не поняв механизма, того, как именно мы это делаем, и не имея приборов и разных приспособлений для испытаний и тестирования всех этапов. Восприятие - вот что было важнее всего. Именно восприятие давалось Уиллу Хоклайну с огромным трудом.
