На ней была не форма, а платье. Впрочем, как и на всех присутствующих девушках.
Но ее платье было потрясающим. Ничего удивительного — папа расстарался, не иначе.
Что-то такое воздушное, светлое, шуршащее, и волосы распущены по плечам, а не забраны в узел, как полагалось на занятиях. А в волосах цветок. И глазищи карие смотрят прямо ему в лицо.
Алекс несколько растерялся. Наверное, надо бы ее пригласить танцевать. Он уж было совсем собрался это сделать, как вдруг услышал:
— Я хотела тихо отсюда сбежать, пока папа не видит. Пойдем?
Вздохнув с облегчением, курсант Роу ответил:
— И я хотел сбежать. Конечно, пойдем.
И никто не заметил, что они ушли.
Алекс вернулся в свою комнату в общежитии, упал, не раздеваясь, на застеленную койку, и уставился в потолок.
Что-то сегодня произошло удивительное и странное.
"Дочь самого" перестала быть "дочерью самого". Теперь он понимал, что это случилось раньше, когда они писали дурацкие лозунги и наряжали Героя былых времен. Просто сегодня он наконец осознал перемену в своем отношении к этой девчонке.
Во-первых, он узнал, что она красива. Раньше он этого как-то не замечал.
Во-вторых, оказалось, что с ней можно разговаривать бесконечно — хоть о ерунде, хоть о важных вещах, — и она всегда понимает, что он хочет сказать. Прежде им просто не случалось поговорить без посторонних дольше двух минут, а сегодня они несколько часов бродили вокруг академии, зашли на летное поле, даже забрались в ангар и обсудили достоинства и недостатки казенных ваншипов. Оба, кстати, сошлись на том, что в наилучшем состоянии десятый, в наихудшем — ноль третий. И — она действительно хотела летать ничуть не меньше, чем он. Валка не зря взял ее к себе. Было дело, Алекс подумывал, что майор просто взял под козырек, когда принцесса изъявила желание попасть в его группу. А оказывается, совсем все не так.
В-третьих… что в-третьих, он и сам не знал. Но это третье заставляло его сейчас смотреть в потолок и перебирать по слову всю их болтовню, каждый ее жест и каждую улыбку.
"Классная девчонка, — подумал курсант Роу, засыпая в форме и в сапогах поверх колючего казенного одеяла. — Нет, так неправильно… как же правильно? А, вот: чудесная девушка".
Кто бы сомневался — следующий день был днем разбора полетов.
Команда оформителей стояла перед директором по стойке "смирно", а директор бушевал.
Он припомнил все. И Героя былых времен. И лозунг над сценой. И подпись Бассиануса (в этом месте директор слегка запнулся и взглянул на Юрис). И портреты генералов на стенах. И идиотские изречения на стульях.
— Заводилы, как всегда, конечно, Роу и Сивейн! — шумел директор. — Отчислю! Выгоню к чертовой матери, и не будет вашей ноги в военном флоте! Роу — в деревню! Сивейн — замуж! Так опозорить меня и академию, и перед кем! Остальные — выговоры, с непременным упоминанием в аттестате!
Директор перевел дух, и в эту паузу вклинился тихий, но твердый девчоночий голос:
— Все лозунги писала я. И скелет придумала я.
Курсант Бассианус стояла на шаг впереди шеренги виноватых и глядела прямо в лицо директору решительными карими глазами.
— Если вы хотите отчислить заводил, вы должны отчислить меня.
— Это неправда, — перебил курсант Роу. — Главный заводила — я.
— И это неправда, — вмешалась курсант Сивейн. — Я придумала оформлять зал.
— Это тоже неправда, — сказал от двери вошедший в середине директорской речи майор Валка. — Я разрешил, с меня и спрос.
Директор разразился новым залпом из всех орудий. Но запал был сбит.
"Дочь самого" выгонять было совершенно не в его интересах.
А она настаивала, что если выгонят других, то уйдет и она.
— Убирайтесь! — рявкнул наконец директор. — Всем по выговору. С упоминанием в аттестате, запомните! И вам тоже, курсант Бассианус!
— Это справедливо, — кивнула Юрис. — Спасибо.
Директор запнулся.
Курсантов как ветром сдуло.
К вечеру выяснилось, что майор Валка подал в отставку и уезжает.
Команда помилованных перехватила его у ворот.
— Как же так, майор, — растерянно бормотал Алзей.
— Это нечестно, нечестно, вы же не виноваты! — горячилась Сивейн.
Тайберт топтался на месте, глядя несчастными глазами.
Роу и Бассианус молчали. И никто не заметил, как они взялись за руки. Даже они сами.
