Она стояла на углу с видом классической скуки на лице. Едва я ее увидел, как понял, что должен ее иметь. Она была невысока - пять футов, шесть дюймов, не больше, - но необычайная худоба делала ее словно выше. Явная наркоманка. Длинные нескладные руки и ноги с нелепо выпуклыми локтевыми суставами и коленными чашечками. Лошадиное лицо, обтянутое кожей, из-под которой выпирают скулы. Волосы, испорченные недоеданием, секлись на концах, что придавало им завитой вид. На ней был стандартный костюм проститутки: мини-брючки и коротенький топ, открывавший впалый живот и ребра-спички. Моя эрекция была мгновенной и сокрушающей.
Она наклонилась к открытому окошку машины с равнодушием продавца в "Макдоналдсе" на углу, обслуживающего миллионы клиентов.
Сторговались мы быстро. Она села в машину, и я отвез ее к себе домой. Если не считать наших кратких переговоров, она не сказала мне ни слова. Час был поздний. Моя жена спала. Нас никто не мог потревожить.
На лице проститутки только раз мелькнуло что-то человеческое, когда я вынул Афру из ее тайного убежища в шкафу и поставил в ногах постели.
Когда она разделась, все признаки ее привычки оказались налицо: перегоревшие вены, красные следы уколов между пальцами ног. Маленькие груди мешочками лежали на костлявой грудной клетке. Единственно живыми казались только волосы на лобке между ее совсем птичьими ногами. Их жизненная сила выглядела непристойной в сравнении с ее общей истощенностью.
Когда я взял ее, она оказалась абсолютно сухой и лежала подо мной, слабо-слабо отвечая на мои бешеные вторжения. Она была такой хрупкой, что при каждом толчке моих бедер подпрыгивала, будто тряпичная кукла. Я отчаянно напрягался, ушибаясь об острые углы ее таза.
В считанные секунды перед моим оргазмом ее кожа словно обрела прозрачность, и я как завороженный смотрел на бумажное трепетание ее легких и ритмичные сжатия сердечной мышцы. Затем моя тридцатидолларовая эякуляция оборвала это видение, и я, содрогаясь, извлек себя из ее глубин.
Удовлетворив свою похоть, я ощутил неимоверное отвращение к этой твари. Как я мог испытывать желание к этой дряблой толстухе? Она походила на одну из безобразно грузных богинь плодородия, которые выставлены в археологических музейных отделах. Одни лишь вздутые словно дрожащие ягодицы и обвислые груди. Меня ставило в тупик, как я мог настолько себя обмануть, что попытался найти в ней подобие ажурной чувственности Афры. Я поспешно увез ее назад и высадил на кишевшем людьми углу.
Я остановился возле ночной забегаловки и купил бутылку дешевого виски, решив выжечь воспоминания о том, как меня зажимали ее могучие бедра.
К тому времени, когда я доехал до дому, бутылка заметно опустела. Короткий акт расслабил нараставшее во мне сексуальное напряжение, но что-то все еще томительно ожидало утоления. Это был голод, превосходивший простую физическую нужду, буйствующий в моем сердце, как угодивший в ловушку зверь.
Афра все еще стояла там, где я ее оставил. Пустые глазницы были устремлены на запачканные простыни. Меня терзали стыд и раскаяние. И я заплакал. И все еще плакал, когда встал под душ и позволил водяным струям смыть мои слезы в канализацию.
Прежде чем лечь, я вернул Афру на ее место в шкафу. Перед тем как закрыть дверцы, я наклонился и прижал губы к жесткой плоскости ее правой щеки. Никогда еще не целовал ее на сон грядущий. Не понимаю почему. Это же было так естественно!
Часа через два меня разбудил какой-то стук. Я замер, все еще одурманенный алкоголем, выпитым в машине, и попытался понять, кто стучит и где. Мое сердце замерло - стук доносился из шкафа!
Я сел на постели, сжимая край одеяла побелевшими кулаками, и уставился на медленно поворачивающуюся ручку. Стук в шкафу стал громче и чаще, а затем оборвался. Ручка замерла. Я подумал, что, наверное, крючок в затылке помешал ей освободиться. Но не успел я разобрать, происходит ли это наяву или во сне, дверцы шкафа распахнулись и в комнату ступила Афра.
Просачивавшийся сквозь занавески бледный лунный свет озарил ее белоснежную ключицу и погрузил пространство между ее ребрами в глубокую тень. С изумлением я увидел над пустым треугольником ее носовой полости два светящихся желтовато-зеленых глаза. Их не прикрывали веки, и взгляд Афры был таким пристальным, что словно проникал в самую глубину моей души.
Она направилась ко мне, и каждый шаг был исполнен неторопливой отточенной грации. Ее кости постукивали, мягко аккомпанируя каждому ее движению. Разумеется, она улыбалась, умоляюще протягивая перед собой руки, точно созданные резцом скульптора.
Я знал, что вижу немыслимое, что это может быть только сумасшедшим сном. Но я страстно желал, чтобы он обернулся явью. Более того, все мое существо жаждало этого. Когда Афра села в ногах постели, я не шевельнулся из страха, что нарушу чары и очнусь. Если это был сон, я хотел, чтобы он длился как можно дольше, прежде чем вновь столкнусь с реальностью.
Я хотел объяснить ей, что проститутка ровно ничего для меня не значила, что моя любовь и верность принадлежат ей и никому другому - даже моей жене. Я было открыл рот, но она прижала к моим губам тонкие веточки пальцев. Она и так знала. Я видел это в безмятежном наклоне ее черепа, в ее глазах без век, всепроникающих и всезнающих. Я мог не бояться упреков.
Она наклонилась, отбрасывая одеяло, прятавшее мою наготу, и сердце у меня забилось чаще. Ее бледное бесплотное лицо коснулось моего, твердая эмаль ее зубов прижалась к моим губам. Я нежно погладил вогнутость ее таза. Когда я провел дрожащими руками по бедру, она затрепетала. Звук напомнил мне перестукивание нитей с бусами, служивших мне в колледже занавеской.
Я ахнул, когда чуткие фаланги Афры сомкнулись на моем эрецированном члене, постукивая при каждом поглаживании, будто игральные кости. Наслаждение было таким острым, что глаза мне застлали пульсирующие облака черноты.
Вероятно, я потерял сознание, потому что, очнувшись, увидел дневной свет и мою жену, которая, рыдая, выкрикивала всякие гнусности. Она успела ударить меня раза два, прежде чем я сообразил, что происходит. Затем я понял, что Афра все еще лежит со мной.
Жена уехала в тот же день, и больше я ее не видел, хотя все еще получаю письма от ее адвоката. Я их не распечатываю.
С исчезновением из моей жизни жены исчезла и необходимость прятать Афру в шкафу. Я с гордостью отнес ее в спальню наверху - в ее законную комнату. И она, хотя ничего не сказала, пришла в восторг.
Вначале я пытался работать, но понимал, что вскоре начнутся сплетни о том, что жена меня оставила. Мой начальник начал делать замечания, касавшиеся моей внешности. Он спрашивал и спрашивал, достаточно ли я ем. А я не понимал, к чему он клонит.
