Мясник вполне мог оказаться драгоценной находкой. Предварительные геосводки указали на нетронутые ресурсы минералов и возможную пригодность климата для выращивания основных продуктовых растений, площади под которыми, теснимые городами слишком маленькой Матери-Земли, сокращались. А конгломераты загаженных городов на бескрайних равнинах из стали и бетона выделялись скорее как гнойные прыщи, нежели как красивые достопримечательности. Но среди стальных пор Земли пшеница, посягающая на ее территорию, все еще означала хлеб. Мясник мог стать Пекарем.
Вспыхнул зеленый огонек «предварительное моделирование флексий[3] установлено». Модели, но не значения. Нет такого прибора, который с одного конца принял бы сухие «клик-клик, т-т, битл-битл», а с другого выдал бы вам «Доброе утро, дождь шпарит как из ведра, не правда ли?» Для несведущего, будь то человек или машина, совершенно незнакомый набор смысловых звуков ровно ничего не означает, пока к одному-двум звукам не подберется соответствие. Порой для освоения грамматики и словарного запаса просто нет времени — вот как сейчас, а достаточно хороших телепатов для полного Х-ирования не было. Но все языки имеют свои флективные модели. Моделятор тем и занимался, что отделял и определял эти модели. Прибор не имел понятия, являлись ли они вопросительными, дискуссионными, повторяющимися или какие там у вас есть, но скрупулезно просеивал их.
Остальное зависело уже от Скарла и моделяции.
Динамики схватывали своим магическим кругом букашек, в другом круге находились мы. Дирижер Скарл — с мирным видом, ухмылкой на лице и полуопущенными глазами — начал концерт.
Как только он включил устройство, заработали сразу два канала моделятора. С нашей стороны минимальный для нашего уха уровень слышимости был настроен заранее, а «анализатор», основываясь на записи голосового диапазона муравьев, приблизительно установил их слуховой порог.
Передача.
Скарл говорил едва слышно, глядя в никуда. Каждый из девяноста семи вопросов Формы, с его дополнительными подпунктами, ждал своей очереди, притаившись в мозгу Скарла, словно впечатанный в него. Насколько тебе известно, Лиза, все это тщательно планируется. Я здесь так обстоятельно излагаю тебе известное, потому что у меня есть что сказать об этом, что имеет прямое отношение к затронутой мною теме.
Сначала насмешники посчитали раболепием возвеличивать сеанс, но нынче на том фронте утихомирились. Допинга при заполненности сознания Универсальной Формой вполне достаточно, чтобы вызвать наших духов — мыследухов, которые перепрыгивают через щель между сознанием Спрашиваемого к глубоко скрытой точке в мозгу Спрашивающего. Оттуда они переправляются по восходящей на волнах любопытства, возникающего после вопроса, и вливаются в бессловесные предложения едва слышной моделяции. С таким хорошим паралингом, как Скарл, духи тоже посещают нас, если разум наш безмятежен. Его стенографистом был рядовой лингвист, который никак не мог угнаться за передачей.
«СОВОКУПНОСТЬ СЛОВ ОДИН (ПОЛНЫЙ ДИАПАЗОН ФЛЕКТИВНЫХ ЦИКЛОВ): Доброе утро/день/вечер. Мы приветствуем вас от имени Земли и желаем вам хорошей охоты/рыбалки/урожаев/тучного скота/побед. Мы теплокровные, всеядные, патриархальные, высокоразумные существа. Мы нуждаемся во многих вещах. У нас есть много вещей, которые мы можем предложить другим существам, независимо от того, похожи эти другие на нас или нет. Кто вы? Что у вас есть/в чем нуждаетесь?»
Вопрос за вопросом, и каждый вопрос, укладываясь на другой, заполняет Форму. Теоретически все вопросы ставятся тем самым в равное положение относительно знания, и оценивается возможность заключения сделки на честной основе. Поскольку мы сами все спланировали, составляя заодно солидный запас ответов, и усовершенствовали процедуру Определения Неизвестных от искусства к науке, то мы фактически всегда оставались в выигрыше. Справедливость — принцип хороший, но глубинная психология, сопровождаемая военным анализом и усиленная властью на любом уровне — от религиозного до экономического — дает нам маленькие преимущества, не заставляя нас беспокоить сенат.
Словно в плохоньком адюльтере по гипертелефону ответы пришли какие-то гермафродитные:
«Доброе утро. Мы — слуги. Мы служим. Наши хозяева/правители — яйцекладущие. Мы всеядные. Мы разумные. Мы ни в чем не нуждаемся. Наши хозяева/правители дают нам все. Что вы хотите?»
И так далее, по накатанной колее. На все наши ключевые вопросы — «мы не делаем то-то/знаем то-то/нуждаемся в том-то. Наши хозяева/правители делают то-то/знают то-то/не нуждаются в том-то».
Они нам рассказали о себе все. Одержимый энтомолог был бы, наверное, от такого интервью на седьмом небе от счастья — примерно так же, как наш одержимый энтомолог Дейв Болтон.
— Пожалуйста, — взмолился он, — спроси их, не видят ли они поляроидной вспышки…
— Ш-ш! — произнес я, который руководил всем. — Позже.
Не замечал ли я капкана для медведя на газоне нашего сотрудничества? Мы готовы помочь вам, но — проклятье! — сэр, мы просто не знаем ответа на этот вопрос. И так далее.
«Не предлагай, — написал я на листке бумаги, — чтобы мы говорили с их хозяевами. Подожди, пока они сами не предложат».
Я положил записку перед Скарлом, надеясь, что чтение написанного мной удержит его от передачи той мысли. Я ждал, что последует.
Они предложили.
Скарл повернулся ко мне.
— Скажи им, что мы должны посовещаться, — ответил я. — Спроси, где их хозяева, как они выглядят, почему сами не пришли. И спроси, не предлагали ли они, чтобы мы послали тебя.
— Меня?
— Тебя.
Он спросил, и они ответили, что им придется посовещаться.
Да, в конце концов они поставили нас в известность, что и в самом деле их правители (которые живут в вечной ночи) упомянули, что мы можем послать нашего единственного паралинга, если возникнет необходимость пояснить что-нибудь. Хотим ли мы?
— Скажи им «да», — велел я, — но не сегодня. Нам нужно еще немного посовещаться.
В тот день мы вчерне проанализировали Форму.
Полетев на крыльях смелого воображения, мы пришли к выводу, что правители схожи с муравьиными царицами и не любят покидать гнездо. В нашу задачу входило доставить на Мясник форму, проанализировать ее и написать рекомендацию, а поэтому, раз уж они не хотели идти к нам, то нам ничего не оставалось, как только пойти и самим навестить их. Однако нам не помешало бы принять какие-то меры предосторожности, так что Скарл всю ночь изучал депрессивные неврозы. Хейл сказал, что если дела пойдут совсем паршиво, то Скарл, чтобы не потерять рассудка, смог бы отступить, уйти в невроз.