Чья-то рука быстро втащила его в дом. Дверь за ним захлопнулась.
— Тоуб! — воскликнул Энди Донновэн. — Как хорошо, что ты пришел.
— Энди, я такого натворил!..
— Знаю, — прервал его Энди. — Мне уже все известно.
— Я не мог допустить, чтобы они погибли. Я не мог оставить их без помощи. Это было бы не по-человечески.
— Это было бы в порядке вещей, — сказал Энди. — Ты же не человек.
Он первым стал спускаться по лестнице, держась за перила и устало шаркая ногами.
Со всех сторон их обступила гулкая тишина опустевшего здания, и Тобиас почувствовал, как непередаваемо жутко в школе в ночное время.
Войдя в кладовую, уборщик сел на какой-то пустой ящик и указал роботу на другой.
Но Тобиас остался стоять. Ему не терпелось поскорее исправить положение.
— Энди, — заговорил он, — я все продумал. Я напьюсь страшным образом и…
Энди покачал головой.
— Это ничего не даст, — сказал он. — Ты неожиданно для всех совершил доброе дело, стал в их глазах героем. И, помня об этом, горожане будут тебе все прощать. Что бы ты ни вытворял, какого бы ни строил из себя пакостника, они никогда не забудут, что ты для них сделал.
— Так, значит… — произнес Тобиас с оттенком вопроса.
— Ты прогорел, — сказал Энди. — Здесь от тебя уже не будет никакой пользы.
Он замолчал, пристально глядя на вконец расстроенного робота.
— Ты прекрасно справлялся со своей работой, — снова заговорил Энди. — Пора тебе об этом сказать. Грудился ты на совесть, не щадя сил. И благотворно повлиял на город. Ни один из жителей не решился стать таким подонком, как ты, таким презренным и отвратительным…
— Энди, — страдальчески проговорил Тобиас, — перестань увешивать меня медалями.
— Мне хочется подбодрить тебя, — сказал Энди.
И тут, несмотря на все свое отчаяние, Тобиас почувствовал, что его разбирает смех — неуместный, пугающий смех от мысли, которая внезапно пришла ему в голову.
И этот смех становился все неудержимее — Тобиас смеялся над горожанами: каково бы им пришлось, узнай они, что своими добродетелями обязаны двум таким ничтожествам — школьному уборщику с шаркающей походкой и мерзкому пропойце.
Сам он, как робот, в такой ситуации, пожалуй, мало что значил. А вот человек… Выбор пал не на банкира, не на коммерсанта или пастора, а на уборщика — мойщика окон, полотера, истопника. Это ему доверили тайну, он был назначен связным. Он был самым важным лицом в Милвилле.
Но горожане никогда не узнают ни о своем долге, ни о своем унижении. Они будут свысока относиться к уборщику. Будут терпеть пьяницу — вернее, того, кто займет его место.
Потому что с пьяницей покончено. Он прогорел. Так сказал Энди Донновэн.
Тобиас инстинктивно почувствовал, что, кроме него и Энди, в кладовой есть кто-то еще. Он стремительно повернулся на каблуках и увидел перед собой незнакомца.
Тот был молод, элегантен и с виду малый не промах. У него были черные, гладко зачесанные волосы, а в его облике было что-то хищное, и от этого при взгляде на него становилось не по себе.
— Твоя замена, — слегка усмехнувшись, сказал Энди. — Уж он-то отпетый негодяй, можешь мне поверить.
— Но по нему не скажешь…
— Пусть его внешность не вводит тебя в заблуждение, — предостерег Энди. — Он куда хуже тебя. Это последнее изобретение. Он гнуснее всех своих предшественников. Тебя здесь никогда так не презирали, как будут презирать его. Его возненавидят от всей души, и нравственность Милвилла повысится до такого уровня, о каком раньше и не мечтали. Они будут из кожи вон лезть, чтобы не походить на него, и все до одного станут честными — даже Фробишер.
— Ничего не понимаю, — рассеянно пролепетал Тобиас.
— Он откроет в городе контору, как раз под стать такому вот молодому энергичному бизнесмену. Страхование, разного рода сделки купли, продажи и найма движимой и недвижимой собственности, залоговые операции — короче, все, на чем он сможет нажиться. Не нарушив ни единого закона, он обдерет их как липку. Жестокость он замаскирует ханжеством. С обаятельной искренней улыбкой он будет обворовывать всех и каждого, свято чтя при этом букву закона. Он не постесняется пойти на любую низость, не побрезгует самой подлой уловкой.
— Ну разве ж так можно?! — воскликнул Тобиас. — Да, я был пьяницей, но по крайней мере я вел себя честно.
— Наш долг — заботиться о благе всего человечества, — торжественно заявил Энди. — Позор для Милвилла, если в нем когда-либо объявится такой человек, как он.
— Вам видней, — сказал Тобиас. — Я умываю руки. А что будет со мной?
— Пока ничего, — ответил Энди. — Ты вернешься к Фробишеру и подчинишься естественному ходу событий. Поступи на работу, которую он для тебя подыщет, и живи тихо-мирно, как порядочный, достойный уважения гражданин Милвилла.
Тобиас похолодел.
— Ты хочешь сказать, что вы меня окончательно списали? Что я вам больше не нужен? Но я же старался изо всех сил! А сегодня вечером мне просто нельзя было поступить по-другому. Вы не можете так вот запросто вышвырнуть меня вон!
— Придется открыть тебе один секрет. Лучше б ты узнал об этом чуток попозже, но… Видишь ли, в городе поговаривают о том, чтобы послать часть жителей в космос осваивать одну из недавно открытых планет.
Тобиас выпрямился и настороженно замер; в нем было вспыхнула надежда, но сразу же померкла.
— А я тут при чем? — сказал он. — Не пошлют же они такого пьяницу, как я.
— Теперь ты для них хуже чем пьяница, — сказал Энди. — Намного хуже. Когда ты был обыкновенным забулдыгой, ты был весь как на ладони. Они наперечет знали все твои художества. Они всегда ясно представляли, чего от тебя можно ждать. А бросив пить, ты спутаешь им карты. Они будут неусыпно следить за тобой, пытаясь угадать, какой ты им можешь преподнести сюрприз. Ты лишишь их покоя, и они изведутся от сомнений в правильности занятой ими позиции. Ты обременишь их совесть, станешь причиной постоянной нервотрепки, и они будут пребывать в вечном страхе, что в один прекрасный день ты так или иначе докажешь, что они сваляли дурака.
— С таким настроением они никогда не включат меня в число будущих колонистов, — произнес Тобиас, распрощавшись с последней тенью надежды.
— Ошибаешься, — возразил Энди. — Я уверен, что ты полетишь в космос вместе с остальными. Добропорядочные и слабонервные жители Милвилла не упустят такой случай, чтобы от тебя избавиться.
Они раскрыли тайну, вернее, пришли к разгадке, логичной и научно обоснованной, — но не выяснили ничего, ровным счетом ничего бесспорного. Для опытной команды планетных разведчиков это никак нельзя было считать нормальным. Обычно они с ходу брали быка за рога, выкачивали из планеты прорву информации, а потом вертели факты так и эдак, пока не выстраивали их во впечатляющий ряд. А здесь таких фактов, действительных конкретных фактов, просто не было, кроме одного-единственного факта, очевидного даже ребенку начиная с двенадцати лет.
