Барон проводил глазами еще одно семейство, которое брело куда-то, глядя прямо перед собой с видом покорными и обреченным.
– Так ведь это жестоко, Один, – сказал барон.
Один неожиданно покраснел.
– Жестоко, жестоко… Отстаньте вы все от меня со своим гуманизмом! Я все-таки бог войны…
Разобидевшись, он пошел прочь. Барон попытался было удержать его, но одноглазый вырвал у него руку, и барон отстал.
Верзила, который с интересом слушал весь этот странный диалог, окликнул барона:
– Кто это был, малыш?
– Один это был, – мрачно сказал барон.
Верзила побелел.
– Ты хочешь сказать, что это… сам великий Один?
Барон, расстроенный, кивнул. Хальдор потянул его за рукав.
– Слушай, – сказал он, – Хельги… А что это такое случилось с Городом?
А Светлый Город исчез. Не совсем исчез, конечно. Один разобрал его по камешку и рассеял по всему Лесу, что вызвало некоторые изменения в жизни обитателей Северного Берега. Боанниты, например, обнаружив в одно прекрасное утро на своем берегу реки Лиамор груду строительного материала, тут же использовали ее в оборонительных целях, соорудив бастион, после чего стали ждать, когда милости богов снова обратятся на них.
Но Одину было некогда следить за чаяниями патриотов. Он снова погряз в своих вечных скандалах с громовержцем Тором, который донимал Одина многозначительными смешками в бороду. По этой причине, кстати, конец августа выдался на Северном Берегу богатый грозами.
Светлогородцы, вопреки прогнозам сострадательного барона, не погибли. Не такие это были люди, чтобы дать себя погубить за здорово живешь.
Группа энтузиастов во главе с магистром Ордена Путеводной Нити и дезертировавшим писарем из роты Верзилы Кьетви поселилась в землянках на месте бывшего квартала Желтые Камни и провозгласила себя Патриотическим Движением «За возрождение Светлого Города». Они прилагали титанические усилия, пытаясь заново возвести стену, чем вызвали бурю восторга в среде троллей. Любимым занятием последних стало растаскивание ночной порой камней, которые днем укладывали строители. Два негодяя по имени Алунд и Длинная Ветка объявили себя вокально-танцевальным дуэтом и с наслаждением исполняли национальные танцы лесного народа на забросанных дерном накатах землянок, сопровождая действо аккомпанементом собственного пения. Все это, безусловно, затрудняло восстановительные работы, но никто из возрожденцев не терял энергии, так что смысл жизни они, судя по всему, обрели надолго.
Трагичнее сложилась судьба рыцарей Ордена Шлема. Они поклялись не изменять своим идеалам и по этой причине отправились в паломничество к землям богини Боанн. По дороге они благополучно сгинули в Гиблой Трясине. Трухлявый пень Шамот был подозреваем в этом преступлении, но старик трясся, роняя пыль и сухой мох, бормотал что-то невнятное и никому не сознавался в содеянном. Выцветшие глазки дряхлого тролля предательски блестнули, когда наседавший на него с вопросами Лоэгайрэ обозвал его «кровавым псом». Однако вопрос о том, действительно ли Шамот выжил из ума, продолжал оставаться открытым. Добавим от себя, что разъяснить древнего тролля не удавалось еще никому за последние двести лет.
Из всех паломников чудом уцелела только Раварта, которая потащилась в этот поход за своим мужем. В последний момент ее вытянуло из болота какое-то странное, жутковатое существо, которое доставило полумертвую женщину на сид Ивовый Прут. Будучи натурой пылкой и не до конца испорченной, Раварта с восторгом признала безоговорочное превосходство Фейдельм и осталась на сиде, взвалив на себя всю работу по кухне. Фейдельм с трудом переносила обожание, которое галлонами изливала на нее Раварта, но прогнать не решалась – это было бы слишком жестоко.
Верзила Кьетви с остатками своей роты влился в ряды Веселых Стражников, причем бывший капитан возглавил это нелепое воинское соединение. К удивлению своих подчиненных, первым же приказом он отменил ношение касок под страхом личной расправы по морде.
Хальдор, немного оттаяв, объявил публично, что отныне он намерен только есть и спать, после чего предался изощренной лени, причем барон-старший активно поддержал в нем это умонастроение. Барон-младший при виде такого коллективного разложения махнул рукой на кровного брата и на своего родителя и ушел в лес, присоединившись к компании троллей-хулиганов, где его встретили с распростертыми объятиями.
Среди горожан были, конечно, и те, кто не сумел нигде прижиться. И долго еще после разрушения Светлого Города бродили по Северному Берегу полуодичавшие горожане. Часть их погибла, часть перешла на кочевой образ жизни. Лоэгайрэ, движимый высокими идеями просвещения, пробрался в скудный лагерь светлогородцев, взгромоздился на пень и начал вещать об основных принципах кочевого оленеводства, но был согнан и повергнут травле, как дикий зверь. После этого, натыкаясь на палатки, сшитые из звериных шкур, лесной народ с недовольным ворчанием отступал, незаметно скрываясь в чаще леса: шутить эти суровые люди не любили.
Говорили же об исчезнувшем Городе многое. Например, кое-кто уверял, будто видел в чаще леса невесть откуда взявшийся фонтан. А тролль Длинная Ветка в узком кругу друзей клялся, что посреди Гибельной Трясины стоит роскошный особняк с изображением солнца по всему фасаду. Живет же в том особняке чудовищных размеров женщина с ярко-зелеными глазами и золотыми волосами. И боятся ее якобы все ведьмы и лешаки, а кикиморы так даже трясутся. Да мало ли что еще мог рассказать в узком кругу друзей тролль Длинная Ветка!
А нам ясно одно: пора обрывать наше повествование. Невозможно найти конец рассказов о Северном Береге. Ведь у каждого, кто живет здесь, своя история, которая ничуть не хуже остальных. И мы не раз еще, бродя среди валунов и сосен, встретим этих людей: барона и его жену Иннгерд, неутомимого первопроходца Лоэгайрэ и пригретого им мастера Гисли, бестолковых и зловредных троллей, ведьму Махтельт и ее маленькую подружку Альдис, Верзилу Кьетви, мудрую Фейдельм, барона Хельги, который пошел вслед за злом и уничтожил его, и Хальдора из Светлого Города – из города, которого, к счастью, давно уже не существует на свете.
