— Нет, Арчи. Выгоднее мне или нет, а переезжать сюда я не буду. Но у меня есть для тебя одно контрпредложение, которое, я думаю, облегчит тебе затраты по дому. Ты был совершенно прав в том, что присутствие миссис Трент не дает дому захиреть, а поддерживая постоянный порядок, его можно продать быстрее и на лучших условиях. Мы оба заинтересованы в этом, так почему бы нам не платить миссис Трент из наследства, пока, конечно, дом не будет продан? Я думаю, что тебе удастся убедить Хеннига, если ты скажешь, что и я с этим согласен. Таким образом, хотя и косвенно, но я буду оплачивать половину ее жалованья.
Лоб Арчи разгладился, все морщинки сразу исчезли.
— Ты серьезно, Род? Вот здорово! Завтра же позвоню Хеннигу. — Вдруг он снова о чем-то задумался и потом добавил: — А так как ее жилье и стол тоже составляют часть ее заработка, это будет означать, что за счет наследства будет оплачиваться половина счетов и расходов на продукты, ведь она ест столько же, сколько и я.
— Не преувеличивай, Арчи, ни к чему это… — посоветовал я ему со смехом. — Иначе тебе придется вместо нее подыскать кого-нибудь, кто ест поменьше, а неизвестно еще, кто попадется, и может кончиться тем, что он просто будет отговаривать всех покупателей от покупки дома, чтобы не лишиться хорошей кормушки.
Он вроде бы обиделся, но потом твердо произнес:
— Я никогда бы на это не пошел, Род! — Тем не менее на его лице появилось выражение, которое подсказало мне, что мое предположение его очень заинтересовало. — Хочешь свежего пива? Пока мы здесь сидим и беседуем… — сказал он, демонстрируя свою щедрость. — В холодильнике найдется пара бутылок.
Несколько порций виски с водой начали уже испаряться, и я подумал, что совсем неплохо было бы выпить еще немного.
— Принимаю предложение. Хочешь, я схожу за ними, а? Но сначала пойду вымою руки, они у меня жутко грязные, я ведь там шарил по земле среди кустов…
— Пока ты будешь мыть руки, я открою бутылки, — нашелся он быстро и вышел сразу вслед за мной.
На кухне мне удалось заметить поверх его плеч, что в холодильнике по меньшей мере с полдюжины бутылок. А ведь он сказал, что только пара… И все для того, чтобы не предлагать мне еще одну! Нет, все-таки правду говорят про Арчи, что у него и снега зимой не выпросишь.
Мы вернулись в холл-кабинет и разлили по стаканам пиво.
— Арчи, ты не считаешь меня психопатом? Нет, подожди, я не так задал вопрос. Мне безразлично, что ты думаешь об этом сейчас. Я хочу знать, каким я был раньше. Был я похож на психопата?
— Нет, Род, ни в коем случае. Правда, у тебя мелькали весьма экстравагантные идеи, но…
— Какие, например?
— Ну, например, ты начисто отвергал охоту и рыбалку. Тебе это категорически не нравилось. А эти твои идиотские взгляды на политику! Ты был таким… рохлей! Ты почему-то считал в порядке вещей, что люди используют тебя на всю катушку, и терпел такое положение, лишь бы их не обижать и не высказывать им все прямо в глаза.
О моем отношении к политике Арчи выдал что-то новое. Я не представлял, что вообще имею какие-то политические взгляды. Но эта область так необъятна, так туманна и включает в себя такой разброд мнений, что вполне возможно, я и высказывал когда-то идиотские суждения, но они совсем не стоили того, чтобы ими сейчас заниматься. Что же касается других вещей, упомянутых Арчи, то они занимали меня еще меньше. Если считать признаком психопатии тот факт, что ты не хочешь никому причинять страданий, то пусть я навсегда останусь таким психопатом.
— Пожалуй, еще одно… — Арчи запнулся.
— И что же? Давай, выкладывай…
— Время от времени ты высказывал беспокойство, своего рода боязнь, что можешь сойти с ума…
Я резко выпрямился и внимательно взглянул на Арчи:
— Это правда? Но почему, черт возьми, если мое поведение не говорило об этом?
— Потому… А, черт! Наверное, тебе еще никто не говорил об этом, иначе ты бы не задавал таких вопросов… Твоя мать, вторая жена нашего отца, умерла в психиатрической лечебнице. Я не думаю, что ты ее помнишь… что ты ее помнил… Когда ее поместили в клинику, тебе было чуть больше года; она умерла спустя несколько месяцев.
— А тебе в это время было что-нибудь лет шесть? Арчи утвердительно кивнул.
— Надо сказать, отцу не повезло с женами. Я ведь тоже совсем не помню своей матери. Она умерла, когда мне было всего шесть месяцев. Они с отцом прожили четыре года. А я родился на третий год их супружества. Спустя два года после того, как отец овдовел, он женился во второй раз — на твоей матери. Мне тогда было два с половиной. Твоя мать была моей мачехой с этого возраста и до шести лет, и ее я немного помню. Бабушка Таттл — мать твоей матери — приехала к нам вскоре после того, как ты родился. Я думаю, что она переехала потому, что у твоей матери начали проявляться признаки психического расстройства. Вполне понятно, что я не помню в точности всех подробностей, да и был я слишком мал, чтобы понимать их. Когда она умерла, отец, как мне кажется, уже больше никогда не думал о новой женитьбе. Бабушка Таттл осталась с нами, взяла на себя дом и наше воспитание.
— Тебе известны еще какие-нибудь подробности о помешательстве моей матери?
— Ну… как я предполагаю, у нее случалось что-то вроде кататонических припадков. Я помню — мне уже лет шесть тогда было, — я о чем-то спрашивал ее, а она сидела, уставившись в одну точку, витала где-то в пространстве и вряд ли вообще слышала меня. Еще я помню, как ее увозили в больницу, а потом, позже, я узнал из разговоров взрослых, что она дважды пыталась наложить на себя руки. Я не знаю, как это случилось в первый раз, а вот во второй… ножницами… и вот тогда ее отвезли в психиатрическую лечебницу. Думаю, в какую-то частную клинику. Я не знаю, от чего она умерла, не знаю истинной причины ее смерти. Знаю только, что это случилось через полгода после ее отправки в лечебницу. Больше я ничего не помню.
На какое-то время я задумался, а потом спросил его:
— Арчи, а я знал обо всем этом, когда женился?
— Может быть, тебе это покажется странным, но сдается мне, что не знал. Мы об этом никогда с тобой не говорили, но я почему-то долго был уверен — даже и не знаю почему, — что ты знал. А год или два назад, не помню точно, мы с тобой как-то разговорились, и речь зашла о твоей матери. Я понял, что ты не знаешь, как и отчего она умерла, и я рассказал тебе то, что знал сам.
— Ты не в курсе, Робин хотела иметь детей? Я тебе никогда не говорил?
— Не знаю… ты об этом ни разу не заговаривал…
Наконец-то, как мне показалось, я все понял. Впервые я осознал, что стало вырисовываться нечто очень серьезное, что вклинилось между мною и Робин. Таким образом, обретали смысл и причина нашего развода, и мотив, по которому Робин отказывалась что-либо сказать мне по этому поводу. Когда она узнала, что существует такая вероятность с моей стороны — ведь предрасположенность к безумию передается по наследству, — то поняла, что детей от меня иметь нельзя-, хочет того природа или нет. А для Робин вопрос о детях был, видимо, очень важен.
