— Вы об этом? Ах, да. Понимаю. Возможно. Но пройдет немного времени, и вы поймете, о чем я. Договорились?
— Договорились?
Он протягивает ей руку. Инга смотрит на его ладонь, на длинные тонкие пальцы, усеянные серебряными кольцами — по одному на каждом пальце, даже на большом и мизинце.
— Договорились о чем?
— Я только что рассказывал, — говорит он, — когда вам стало плохо, и вы едва не потеряли сознание. Вы всю свою жизнь думали, что играете с судьбой. Вам казалось, что судьба обошлась с вами слишком жестоко. Вы перестали верить и в судьбу и во все, что с ней связано. Но, знаете, это похоже на одну известную поговорку. Тот факт, что вы не верите в судьбу, вовсе не означает, что судьба не верит в вас. Я предлагаю вам сыграть с судьбой. Всего один раз. Договорились?
— Вы в своем уме?
Он улыбается.
— Не уверен, — говорит он. А потом добавляет, — но я знаю, что делаю.
— Я никогда не принимаю быстрых решений, — говорит она, — что за глупости? Какая игра с судьбой? На деньги?
— Никаких денег. Зачем судьбе деньги?
— Тогда, может, на недвижимость? Игра подразумевает чью-то победу, а значит и выигрыш. Если вы искусный махинатор, значит, вы что-то от меня хотите.
Инга щелкает пальцами:
— А! Я поняла, при чем здесь официант. Он уже что-то проиграл вам. Верно?
— Не отрицаю.
— Что именно, если не секрет?
— Сегодня не вечер вопросов, мы же с вами договаривались.
Она смотрит на протянутую руку. Кончики его пальцев дрожат. Второй рукой он вынимает из уголка рта сигарету и аккуратно тушит ее о прозрачное дно пепельницы.
— Так что вы хотите в конечном итоге? Это какой-то спор? Я не понимаю. Зачем мне играть?
— Виной всему ваше неверие, — говорит он, — от вас разит неверием. Воняет. Смрадный запах распространяется по всему помещению. Вы едва зашли, а я уже ощутил вашу вонь, содрогнулся от отвращения, едва не стошнило прямо на стол. Вы не верите в судьбу, в бога, в черта, в дьявола, в высшие силы, в мистицизм. Вы стойкий, отвратительный до безобразия, реалист. Мне противно находиться рядом с вами. Мне до безумия больно вдыхать воздух, который несет ваш ужасный запах. Видите, у меня дергается веко — от отвращения. Я курю сигарету, чтобы дым хоть немного отбивал смрад. Понимаете, Инга, я терпеть не могу неверие. Потому что я — Судьба.
Инга вскакивает со стула, словно ошпаренная. Никогда в жизни, ни единого раза за долгие (стремительные, неуловимые) двадцать с лишним лет, ее не унижали так, как сейчас. Ей вдруг показалось, что мир в одно мгновение сузился до его глаз. До его черного взгляда. До отвратительной едкой ухмылки, скрытой за этими глазами.
— Ты идиот! — говорит она, — ты придурок! Мудак! Козел! Да как ты смеешь говорить мне такие вещи? Кем ты себя возомнил?! Судьбой? Чьей судьбой? В башке своей поковыряйся, придурок!
Он же сидит, невозмутимо, и рука его все еще висит над столом, а кончики пальцев все еще дрожат. Он улыбается.
— И откуда ты знаешь мое имя? Кто тебе сказал?
— Договорились? — спрашивает он.
— Ни хера мы не договорились! — бросает Инга, разворачивается и идет к выходу.
И слышит за спиной его голос:
— К сожалению, Судьба такая штука, что не спрашивает разрешения. Все предрешено. Не забывай этого.
Инга вылетает из клуба, громко хлопнув дверью.
В ночь.
Она не встает в 7.30, не чистит зубы, не надевает лифчик, колготки, не открывает новый пластырь, чтобы наклеить его на пятку.
Она не одергивает занавески, не открывает форточку, не готовит завтрак, не стоит перед зеркалом, разглядывая собственные брови.
Она не выдавливает прыщик, вскочивший над губой, не задумывается над тем, что надо побрить лобок, пока не слишком поздно, не проверяет, есть ли в сумочке презервативы.
Потому что она не идет на работу.
Она лежит в кровати. Закутавшись в одеяло. Поджав ноги. Ощущая, как острые колени упираются в грудь. Закрыв глаза.
И пульсируют вены на висках.
И бьются мысли, сгрудившись беспорядочной толпой в лобных долях, бьют в голове тревогу, вспыхивают перед глазами разноцветными пятнами.
Мысли — это мухи. Их можно разогнать, если перевернуться на другой бок. Но проходит секунда-другая, и они возвращаются вновь, облепив мозг. И снова отгоняет, и безрезультатно, и нет света во взгляде, потому что там — одна темнота.
Есть несколько мыслей, которые она не может отогнать — и это самое страшное. Они остаются с ней, даже если начать ворочаться с боку на бок, отвлекаться на другие темы, разглядывать идеально белый потолок "под евро", чесать кончик носа, теребить грудь и лезть указательным и средним пальцами куда не следует.
Эти мысли:
О том, что будет через несколько секунд. Верная, жизненная мысль. Каждое мгновение она считает свой вздох, и понимает, что прошел еще один неуловимый момент ее жизни. И ничего не произошло. Ничего не перевернулось. Никто не постучал в ее дверь.
О том, что произошло вчерашней ночью. О странном происшествии в ночном клубе. Хотя, положа руку на сердце, это сложно назвать происшествием. Неприятные разговоры случаются постоянно. Конфликты неизбежны — особенно когда живешь в мире людей по своим собственным правилам и принципам. Так стоит ли называть встречу с незнакомством происшествием?
Пожалуй — да.
Ведь была еще одна мысль, от которой Инга не могла избавиться. Наверное, только смерть могла бы вышибить из ее юной головы эту самую мысль.
О нем. О человеке, назвавшем себя Судьбой. О мужчине (о, да. Прежде всего, о мужчине!). О его пухлых губах. О его взгляде. О его набухших венах на руке и запястье. О его изящных плечах. О его прическе. О глазах. О голосе. О мыслях. О запахе туалетной воды…
Терзая себя мыслью, зарождая искрами, словно девственный огонь в джунглях, яркий огонь похоти, Инга понимает, что каждый ее вздох, каждое шевеление, каждое мгновение ее жизни сводиться к одному — к желанию. Она желала его. Хотела его всего. Сейчас. Немедленно.
А работа? Плевать на работу. Найдутся другие юристы, с образованием выше среднего, умеющие печатать на клавиатуре, знающие, где продают дешевый, но вкусный кофе, умеющие уыбаться директору так, чтобы получить в конце месяца премию (и не спать с этим самым директором, пусть даже отсальной коллектив так и думает) и знающие, что если заклеить оптику у мышки толстым скотчем, то можно ввести в ступор не одну секретаршу и не на один час.
Она хотела переспать с сумасшедшим психом, испортившим ей вечер. Она хотела вдыхать его запах, впиваться ногтями в его спину, прижимать ногами его бедра. О, как она хотела этого!
